Выслушав мой рассказ, Володька глубоко задумался. Я ему не мешала, по опыту зная, что Воробей может выдать стоящую мысль.

— А что делал Репкин ночью в кабинете президента? — вдруг спросил он.

— У него было дежурство, — пояснила я. — До пяти утра.

— И именно в его дежурство дверь оказалась открытой. Странно.

— Ты что, Сашку Репкина подозреваешь?!

— Пока я никого не подозреваю. Но с кого-то надо начинать. Может, этот Репкин и есть Мясник?

Мне сразу вспомнилось Сашкино лицо. Честное и открытое.

— Нет, только не Репкин, — решительно отвергла я. — Посуди сам: если Сашка — Мясник, то почему он меня не пришил? Ведь я узнала про потайной лифт. А Репкин меня отпустил, еще и часики подарил.

— Какие часики? — насторожился Володька.

— Вот эти, — хвастливо покрутила я запястьем. — Между прочим, японской фирмы "Сейка".

— Да, ничего будильничек, — одобрил он.

— Сам ты будильничек, — передразнила я его. — Лучше скажи, есть ли у тебя план наших дальнейших действий?

— Пока еще нет, — честно признался Воробей. — Заговор против президента — это тебе не хухры-мухры. Тут за одну минуту план не придумаешь.

— А я уже придумала! И всего за одну минуту!

Володька подался вперед.

— Выкладывай, Мухина!

— Нам надо похитить Федякина. Он же у них самый главный. А без профессора наемники вряд ли решатся на проведение операции "Сырая вода".

— А как ты его похитишь? Будешь сидеть в кустах и ждать, когда он выйдет из клиники?

— Зачем ждать? Мы сами проберемся в клинику по трубе. Я отлично помню, где она лежит на дне реки. Похитим Федякина — и по той же трубе обратно. Заодно и Ольгу Васильевну прихватим.

— Что ты чушь мелешь, Мухина! — взорвался Володька. — Старуха в водолазном костюме полезет тебе в трубу! Ты хоть башкой своей думай иногда!

Я смущенно молчала.

— И потом, — продолжал он уже несколько спокойнее, — Федякину принадлежит только идея проекта "Сырая вода". А главный исполнитель — Мясник. Предположим, похитили мы Федякина. Ну и что? Мясник и без него прекрасно обойдется.

— Не обойдется. Если б они хотели просто убить президента, то давно бы убили. Куда уж проще спустить на потайном лифте десяток наемников; да они из президента отбивную котлету сделают. Не-е-т. У них есть какой-то другой план. Похитрее. Поэтому нам и надо похитить Федякина, чтобы узнать этот план.

— Повторяю для особо тупоголовых, — раздельно произнес Володька. — Похищение Федякина — невозможно. В клинике нас ждут не балерины с цветами, а головорезы с автоматами. А ты, Мухина, хоть и каратистка, но все-таки не Джеймс Бонд.

Я помалкивала в тряпочку. Что тут скажешь? Конечно, Воробей прав — я не Джеймс Бонд, а всего лишь Эмма Мухина., — Я помогу вам, — раздался вдруг тихий голос.

Мы как по команде уставились на лже-Грохольскую. Она, по-видимому, уже давно пришла в сознание и слышала весь наш разговор.

— Вы нам поможете? — презрительно переспросила я. — А кто за мной по квартире с топором гонялся? Английская королева?!

— А что мне еще оставалось делать? — возразила лже-Грохольская. — Неизвестная личность среди ночи лезет в окно. Может, прикажешь тебя кофе с пирожным угощать?!

— Но вы же видели, что перед вами девочка!

— Ничего я в темноте не видела!

— Слушайте, дамочка, не пудрите мне мозги! Когда я влетела в окно, вы…

— Подожди, Мухина, — остановил меня Володька и вежливо обратился к лже-Грохольской: — Для начала скажите ваше настоящее имя.

— Меня зовут Ольга.

— Врете! — возмущенно крикнула я.

— Нет, не вру. Меня зовут так же, как и Грохольскую. Только фамилия моя — Лебедушкина. Я случайно слышала весь ваш разговор. Профессор Федякин говорил мне совсем другое. И теперь я не знаю, кому верить. — Девушка заплакала.

— Слезами горю не поможешь, — сказала я. — Рассказывайте, что вам говорил Федякин.

— Хорошо. Только вы меня, пожалуйста, развяжите. Мы развязали. И Ольга Лебедушкина начала свой рассказ.

"Сразу после окончания школы я поступила в медицинский институт. На факультет косметической хирургии. Мне хотелось приносить людям радость. Делать их красивыми. Ведь человек не виноват, если, к примеру, родился с бородавкой на носу. А сделать ему косметическую операцию, убрать бородавку — и он будет счастлив.

Лекции на факультете читал знаменитый профессор Федякин.

Еще в раннем детстве я полюбила его научные труды "Эндифакацитоз каматорного геомероика" и "Биоцентрозная реалимбация" и с восторгом зачитывалась ими все ночи напролет. А в третьем классе дала себе слово, что, когда вырасту, непременно буду учиться у этого гениального ученого.

И вот моя заветная мечта осуществилась! Каждый день я слушала обожаемого Федора Петровича, открыв рот.

Как-то раз профессор пришел на лекцию в черных очках. Да так и стал ходить в них все время. Затем произошла еще одна странность: он перестал снимать в помещении головной убор. Зимой читал лекции в меховой шапке-ушанке, а летом — в шляпе или кепке. Многим студентам это даже понравилось. Ведь Федякин сам часто рассказывал нам о причудах великих, людей. Например, его учитель, академик Иван Дундуков, всю жизнь пил только сырую воду и только из-под крана; а другой не менее известный академик, Альберт Эйнштейн, играл по ночам на скрипке, не давая спать жене и детям. В общем, чудачества профессора не вызвали в институте особого удивления.

Так прошло два года.

И вот однажды, в начале осени, профессор Федякин попросил меня зайти на кафедру. Я зашла. Он сидел за столом, как всегда, в черных очках и широкополой шляпе.

Больше в комнате никого не было.

— Оленька, — сказал мне Федор Петрович, — я хочу открыть вам одну страшную тайну. Вы как, не испугаетесь?

— Не испугаюсь, — смело ответила я, хотя сама тут же испугалась. Потому что голос у профессора был какой-то странный.

— Вот уже два года я хожу в черных очках и не снимаю головного убора. Надеюсь, вы это заметили?

— Да, — тихо проговорила я. — Заметила. Федякин быстро снял очки и шляпу.

— А теперь, Оленька, посмотрите на меня внимательно. Что вы видите? Я посмотрела.

— У вас на рубашке верхняя пуговка оторвана.

— Нет, не то. Смотрите лучше.

— Вы сегодня не брились, Федор Петрович.

— Не то, не то! — раздраженно выкрикнул он. — Ладно, подскажу. На кого я похож?

Приглядевшись к профессору как следует, я, наконец, поняла, что он имел в виду.