Тренер перепугался, позвонил родителям, а потом вежливо попросил временно не приходить на занятия, пока окончательно не выяснится, что у Киры со здоровьем. Вдруг ей противопоказаны боевые искусства.

Долго мотались по врачам. Кира сдавала анализы, проходила обследования, но ничего особенного не обнаружилось. Всё в норме. А Киру по-прежнему периодически, хоть и нечасто, выкидывало из реальности и трясло от необъяснимой злобы. И больше никто не хотел делать вид, будто ничего не происходит. Одноклассники стали сторониться, а девчонки умело пользовались Кириной несдержанностью. Что бы ни произошло, сваливали на неё.

«Вы же знаете, какая Ратманова бывает бешеная. И драться она умеет. Она же занималась там каким-то единоборством. Вот и бросается на всех со своими приёмчиками».

И опять прозвучало, уже из уст директора: «Может, вашу дочь лучше перевести в другую школу?» Больше не подходила Кира престижной гимназии.

Мама рассердилась и действительно забрала Кирины документы.

С сентября – новая школа, вместо тхэквондо – бокс. Почему родители не подумали, например, о плавании или лёгкой атлетике? Решили, что если уж дочь всё равно устраивает драки, пусть делает это умело, а не глупо размахивает руками, больше получая сама? Или всё-таки надеялись, что агрессия целиком выплеснется на ринге, а на жизнь её не останется?

Киру выперли из секции за неспортивное поведение. И опять врачи, обследования, бесполезные и безрезультатные. И папино разрешение:

– Кирюш, если с утра чувствуешь, что-то с тобой не так, лучше оставайся дома.

Как будто можно запереть злость в четырёх стенах. Как будто она испугается домашнего ареста, сдастся и угомонится. Наоборот. Ограниченность пространства выдавливает злость наружу. Превращает в зверя, не смиренно глядящего на мир пустыми отчаявшимися глазами, а раздражённо мечущегося по клетке.

Ещё немного, и начнёт бросаться на решётку, попытается достать когтистой лапой наблюдающего за ним человека. Её насытит и успокоит только боль. Чужая или своя.

– Кирюш, ты куда?

– Просто пойду. Прогуляюсь.

– Зачем? Не надо. Останься.

– Пап, лучше не удерживай меня. Пап, пожалуйста. Можно я пойду? Я не могу сидеть дома. Я не могу. Я пойду.

– Кирюш, нет. Не ходи никуда. Лучше… ударь. Меня.

– Пап! Ты с ума сошёл? Что ты говоришь? Да ты вообще! Как я…

– Кира, не смей никуда уходить! Ты слышала, что я сказал?

– Да пошёл ты!

Хлопнула дверью, сбежала вниз по лестнице, вылетела на улицу.

Мороз сразу обжёг лицо, и дыхание сбилось, потому что Кира глотнула слишком много холодного воздуха.

Она не собирается искать приключения, просто прогуляется, выморозит из себя злость. Ведь если как следует закоченеть, до мучительной ломоты, тогда уже ни до чего, а главным стремлением становится – снова вернуться в тепло, отогреться. Тут точно не до подвигов.

Варежки дома забыла. И шапку. Только куртку сдёрнула с вешалки, надела, спускаясь по лестнице. Но холод почти не чувствовался, потому что злость подогревала изнутри. И Кира шла, опустив голову, чтобы не видеть лиц попадающихся навстречу людей. Мало ли покажется, что на неё косо посмотрели. Асфальт поблёскивал свежевыпавшим снегом, сиял дорожкой из драгоценных камней.

Куда только дорожкой? Кира продвигалась наобум, не задумываясь о направлении. Какая разница?

Руки всё-таки замёрзли, и Кира засунула их в карманы, а перед этим капюшон натянула, потому что уши начали затвердевать, и чёлка покрылась инеем. А внутри по-прежнему бурлило.

Когда ж оно успокоится? Сколько можно? На папу наорала. А он, а он предложил… Неужели он думал, что Кира способна? Неужели…

Нога скользнула, проехала по льду далеко вперёд. Кира потеряла равновесие, опрокинулась назад и едва не врезалась затылком в промёрзший асфальт, но успела выставить локти. Боль пронзила и руки, и спину, и на какое-то время потушила свет в глазах. А потом над головой прозвучало:

– Кирюшенька, как ты? Ты в порядке?

Голос одновременно знакомый и незнакомый.

Кира посмотрела вверх.

Папа?

Протянул руки, обхватил плечи, отрывая от асфальта.

– Можешь подняться? Всё цело?

По-прежнему больно, но уже всё равно.

– Пап! Ты чего, папа?

Теперь понятно, почему его голос стал неузнаваем. Губы у папы синие, и лицо застыло, заледенело. Иней на отросшей за день щетине. А пальцы, которые цепляются за Киру, закоченели и почти не слушаются. Потому что папа в лёгком домашнем свитере. Выскочил за Кирой, в чём был, и так и шёл за ней, следил, как бы она не впуталась в очередную историю. И не нагонял, боялся, что она убежит и не вернётся.

– Папа. Папочка! Ты зачем? Ты же замёрз совсем. Пойдём скорей домой. Возьми мою куртку.

И Киру пальцы не слушались, никак не могли ухватить бегунок молнии.

– Кирка, не сходи с ума, – едва двигая замёрзшими губами, с трудом проговорил папа. – Какая куртка? – Потянул дочь вверх, поставил на ноги. – Лучше идём скорее.

Как добрались до дома, Кира толком не помнила. Бежали или еле плелись.

– Папа. Я пойду чайник включу. И одеяло принесу. Или плед. Или, наверное, лучше в ванную. Под тёплый душ.

– Кир, да успокойся. Всё в порядке со мной. Сейчас согреюсь.

– Пап, ты прости меня. Пожалуйста, пап.

– Кирюшенька, не надо.

Надо! Мало того, что она сама всегда в истории попадает, ещё и родителей мучает. Особенно папу. Потому что он считает себя виноватым в Кириных злоключениях.

Ну почему, почему, почему она не способна себя удержать?

Папа заболел, конечно. Сначала просто простуда, затем – воспаление лёгких. Неделю пролежал в больнице, а потом не выдержал и выпросился домой. Чтобы Киру меньше донимало чувство вины. И Кира выпросила: прописать ей какое-нибудь успокоительное. Посильнее. Лучше уж спать на ходу, почти ничего не соображать, не хотеть, не делать, чем вот так: не владеть собой и своими поступками губить родных.

В дверь постучали, Кира удивилась. Как-то чересчур быстро Ши вернулся. Поплелась открывать. Но на пороге стоял не Ши, а совсем незнакомый мужчина. Кира не успела как следует рассмотреть его внешность, сразу бросилось в глаза чёрное сияние вокруг фигуры.

Он не двуликий и не существо. Он человек, но с особыми способностями. Колдун. Тёмный. И надо было в первую очередь захлопнуть дверь, а уже потом анализировать.

Разве можно ожидать хорошего от визита тёмного колдуна? Но Кира опоздала. Гость уже шагнул через порог и при этом неотрывно пялился на Киру, оценивающе, с нескрываемым любопытством и насмешливой улыбкой на губах.