Таким образом, вырванная из прерывистого сна шумом у своей двери, она спрыгнула с кровати на пол, каждый ужас, который таился в ее напряженном мозгу и больном воображении, вспыхнул и почти захлестнул ее. Мысль о бегстве – один из сильнейших инстинктов – овладела ею, и она побежала к двери, не поддаваясь никакому контролю разума. Она отодвинула засов и широко распахнула дверь, а затем дико побежала по коридору, ужасающее шипение и хриплое бульканье звенели в ее ушах, по-видимому, с тысячекратной интенсивностью. Но коридор был погружен в абсолютную темноту, и она не успела сделать и полудюжины шагов, как споткнулась о невидимый предмет на полу. Она упала на него головой вперед, наткнувшись на большое, мягкое, теплое тело, которое корчилось и извивалось, и из которого доносились звуки, разбудившие ее. Мгновенно осознав свое положение, она издала пронзительный вопль, какой может вызвать только невыразимый ужас. Но едва ее крик вызвал эхо в пустых залах, как он внезапно смолк. Две огромные руки сомкнулись на ней и раздавили насмерть.

Крик увлек детектива с его помощниками, а также разбудил старого хирурга, который занимал комнаты между полицейскими и объектом их поиска. Крик агонии пронзил его до мозга костей, и осознание причины этого обрушилось на него со страшной силой.

– Наконец-то это случилось, – выдохнул он, вскакивая с кровати.

Схватив с полки тусклый охотничий фонарь и длинный нож, который он держал под рукой в течение трех лет, он бросился в холл. Четверо офицеров уже двинулись вперед, но, увидев его, остановились в молчании. В этот момент тишины хирург остановился, чтобы прислушаться. Он услышал шипящий звук и неуклюжее барахтанье громоздкого живого объекта в направлении апартаментов его жены. Оно, очевидно, приближалось к нему. Поворот в коридоре закрывал обзор. Он включил свет, который высветил мертвенную бледность его лица.

– Жена! – позвал он.

Ответа не последовало. Он поспешно двинулся вперед, четверо мужчин тихо последовали за ним. Он повернул за угол холла и побежал так быстро, что к тому времени, когда офицеры снова увидели его, он был уже в двадцати шагах от них. Он пробежал мимо огромного бесформенного предмета, растянувшегося, ползущего и барахтающегося, и добрался до тела своей жены.

Он бросил один полный ужаса взгляд на ее лицо и, пошатываясь, отступил к стене. Затем им овладела демоническая ярость. Крепко сжимая нож и высоко держа лампу, он прыгнул к неуклюжему телу в холле. Именно тогда офицеры, все еще осторожно продвигавшиеся вперед, увидели немного более ясно, хотя все еще смутно, причину ярости хирурга и причину выражения невыразимой муки на его лице. Отвратительное зрелище заставило их остановиться. Они увидели то, что казалось человеком, но, очевидно, не было человеком, – огромное, неуклюжее, бесформенное, извивающееся, шатающееся, спотыкающееся тело, совершенно голое. Оно развернуло свои широкие плечи. У него не было головы, но вместо него был маленький металлический шарик, венчающий его массивную шею.

– Дьявол! – воскликнул хирург, поднимая нож.

– Стой на месте! – приказал строгий голос.

Хирург быстро поднял глаза и увидел четырех офицеров, и на мгновение страх парализовал его руку.

– Полиция! – выдохнул он.

Затем, с выражением удвоенной ярости, он по рукоять вонзил нож в извивающуюся массу перед собой. Раненый монстр вскочил на ноги и дико замахал руками, одновременно издавая страшные звуки из серебряной трубки, через которую он дышал. Доктор нацелил еще один удар, но так и не нанес его. В своей слепой ярости он потерял осторожность и был схвачен железной хваткой. Сопротивляющийся отбросил лампу на несколько футов в сторону офицеров, и она упала на пол, разбившись вдребезги. Одновременно с грохотом масло загорелось, и зал наполнился пламенем. Офицеры не могли подойти. Перед ними было быстро распространяющееся пламя, а за ним виднелись две фигуры, борющиеся в страшных объятиях. Они услышали крики и вздохи и увидели блеск ножа.

Дерево в доме было старым и сухим. Он сразу же загорелся, и пламя распространилось с большой скоростью. Четверо офицеров развернулись и убежали, едва спася свои жизни. Через час от таинственного старого дома и его обитателей не осталось ничего, кроме почерневших руин.

1887 год

ОСОБЫЙ СЛУЧАЙ В ХИРУРГИИ

Уильям Морроу

На лице доктора Роуэлла появилось насмешливое выражение, слегка удивленное и явно заинтересованное.

– Что это за оружие, доктор? – спросил он.

– Стилет.

Глядя на моего друга, лежащего на моей кровати, с украшенной драгоценными камнями рукояткой ножа, торчащей из его груди, я понимал, что он умирает. Неужели врач никогда не придет?

– Вытащи его, старина, – прошептал он страдальчески побелевшими, сжатыми губами, его задыхающийся голос был едва ли менее мучительным, чем неземной взгляд его глаз.

– Нет, Арнольд, – сказал я, держа его за руку и нежно поглаживая его лоб. Возможно, это был инстинкт, возможно, это было определенное знание анатомии, которое заставило меня отказать в этой просьбе.

– Почему нет? Это больно, – выдохнул он. Было жалко видеть, как он страдает, этот сильный, здоровый, безрассудный, смелый, молодой парень.

Вошел врач-ординатор – высокий, серьезный мужчина с седыми волосами. Он подошел к шкафу, и я указал на рукоятку ножа с большим навершием на конце и бриллиантами и изумрудами, чередующимися в причудливых узорах по бокам. Врач вздрогнул. Он пощупал пульс Арнольда и выглядел озадаченным.

– Когда это произошло? – спросил он.

– Около двадцати минут назад, – ответил я.

Врач направился к выходу, поманив меня за собой.

– Остановитесь! – сказал Арнольд.

Мы охнули.

– Вы хотите поговорить обо мне? – спросил он.

– Да, – поколебавшись, ответил врач.

– Тогда говорите в моем присутствии, – сказал мой друг. – Я ничего не боюсь.

Это было сказано в его обычной, властной манере, хотя его страдания, должно быть, были велики.

– Если вы настаиваете…

– Я настаиваю.

– Тогда, – сказал врач, – если у вас есть какие-либо… какие-либо вопросы, которые нужно уладить, ими следует заняться немедленно. Я ничего не могу для вас сделать.

В его голосе послышалась легкая неуверенность.

– Как долго я смогу прожить? – спросил Арнольд.

Врач задумчиво погладил свою седую бороду.

– Это зависит от следующего, – сказал он наконец, – если нож будет извлечен, вы можете прожить три минуты, если он будет оставлен, вы, возможно, проживете час или два – не дольше.

Арнольд ни разу не дрогнул. Это был не первый раз, когда он сталкивался со смертью, которая его не пугала.

– Спасибо, – сказал он, слабо улыбаясь сквозь боль. – Мой друг заплатит вам. Мне нужно кое-что сделать. Пусть нож останется.

Он перевел взгляд на меня и, пожимая мою руку, ласково сказал:

– И я так же благодарю