— Как, и подвергнуть своих людей опасности, которую я не разделю? — усмехнулся Бовалле.

Доминика взглянула на него при бледном свете луны.

— Нет, это не похоже на вас, — сказала она. — Прошу прощения.

Луна снова скрылась за тучами, и Бовалле превратился в темный силуэт.

— У меня есть шпага, дитя мое, не бойтесь.

— Точнее, не вешайте нос, — тихо ответила Доминика и услышала его веселый смех.

Скоро — слишком скоро — киль шлюпки коснулся дна. К ним бежали встречавшие их люди, которые взялись за борта шлюпки и что-то тихо спрашивали на грубом испанском. Сэр Николас пробрался мимо сундуков, прошел между гребцами на нос шлюпки и спрыгнул на берег. Боцман шел за ним по пятам. Последовал быстрый обмен вопросами и ответами, раздалось резкое восклицание, и послышался приглушенный гул голосов, которые долго переговаривались между собой. Затем Бовалле вернулся к шлюпке и протянул руку дону Мануэлю. Вода плескалась вокруг его лодыжек.

— Все в порядке, сеньор, — сказал он. — Эти достойные люди предоставят вам ночлег, а ваш слуга завтра утром сможет поехать верхом в Сантандер и вернуться за вами с экипажем.

Могучий матрос перенес дона Мануэля на сушу. Его дочь очутилась в более нежных объятиях. Бовалле опустил девушку на берег и постоял, прижимая к себе. Затем он наклонился и поцеловал ее.

— До встречи! — сказал он, помогая ей встать на ноги. — Верьте мне!

«Отважный» был оставлен в Плимутском проливе на попечении шкипера Калпеппера, а его ценный груз сдан на хранение. Судно поместили в док, где оно должно было пройти кренгование перед тем, как снова выйти в море. Бовалле провел дня три в Плимуте, встретил там одного-двух старых приятелей из моряков, послушал новости и посмотрел, как ставят в док его корабль. Потом он сел на лошадь и в сопровождении Джошуа Диммока и человека, которого наняли для присмотра за вьючными лошадьми, отправился в Элрестон, в Хемпшире, где с полным основанием рассчитывал увидеть своего брата.

У милорда Бовалле были и другие владения, но чаще всего он бывал в поместье Элрестон. В Кембриджшире у него был мрачный замок, построенный почти два столетия тому назад основателем рода, Саймоном, первым бароном Бовалле. Этот побочный отпрыск старинного рода Мальвалле приобрел новое имя и новый титул. При короле Генрихе V он участвовал во многих сражениях во Франции, а когда эти войны закончились, вернулся верхом в Кембриджшир с французской невестой — графиней, владевшей землями и замком в Нормандии. Вы можете прочесть о великих подвигах этого первого Бовалле в поэтичных хрониках его закадычного друга Алана, графа Монтлиса, который провел последние годы своей жизни за написанием мемуаров. Это обширный труд, довольно романтичный по тону, однако он содержит немало любопытных сведений.

Со времен Железного Барона состояние семьи то росло, то уменьшалось. Французское графство рано было потеряно для английской ветви, так как Саймон, постоянно ссорившийся со своим первенцем, подарил его своему второму сыну, Генри, который таким образом стал основателем французской ветви.

Джефри, второй барон, пережил войну Алой и Белой розы, но его метания из стороны в сторону значительно уменьшили его владения. Его наследник Генри взял в жены Маргарет, наследницу Мальвалле, и благодаря этому мудрому поступку две семьи объединились. Потомки Генри всячески пытались добиться процветания семьи, но времена были смутные, и не всегда удавалось проложить надежный курс в переменчивой политике. Таким образом, хотя браки были удачными и род Бовалле пустил корни во многие славные семьи и стал одним из самых богатых в стране, в том, 1586 году тогдашний обладатель титула был всего лишь бароном, как и его предок.

Этот седьмой барон, Джерард, человек основательный, выстроил в Элрестоне новый дом — величественный особняк из красного кирпича с дубовыми панелями. Миледи, дама хрупкого здоровья, жаловалась на суровый климат Кембриджшира и мягко, но настойчиво уговаривала мужа уехать из старинного замка, где полно мрачных, сырых уголков и гуляют сквозняки. Милорд, унаследовавший суровый нрав своего великого предка, питал нежность к этому средневековому замку и видел в использовании дуба для постройки жилища признак упадка века. Говорят, он был человеком с тяжелым характером и железной волей, но у него были свои слабости. Миледи добилась своего, и в Хемпшире, где климат был мягче, на землях, которые были частью приданого бабушки Джерарда, вырос величественный особняк в стиле эпохи Тюдоров, окруженный прекрасными садами, конюшнями, фермами и пастбищами. Было замечено, что милорд, несмотря на свои суровые взгляды, гордится этим великолепным сооружением. Он с пренебрежением рассуждал о веке роскоши, однако украшал свой дом дорогими вещами, богатой резьбой и росписью, восхищавшими соседей, и использовал для панелей презренный дуб.

Сюда-то и прискакал верхом Николас, который отсутствовал больше года. При свете ясного весеннего дня он увидел прямоугольную сторожку и раскрытые ворота, а за ними широкую аллею, по обе стороны которой располагались лужайки, и высокие фронтоны дома. Сэр Николас остановил лошадь и издал крик, гулким эхом раскатившийся под аркой. Вышел привратник и, как только увидел, кто приехал, с сияющей улыбкой кинулся к всаднику:

— Э, ну конечно же это вы! Мастер Ник!

Бовалле протянул ему руку с небрежной приветливостью:

— Ну, старина Сэмсон? Как мой брат?

— Хорошо, мастер Ник, хорошо, и миледи тоже, — сказал Сэмсон и, преклонив колено, поцеловал ему руку. — Вы наконец-то вернулись навсегда, сэр? Дом скучает без вас!

Сэр Николас пожал плечами и покачал головой:

— Нет, нет, дому нужен только мой брат.

— Он истинный лорд, — согласился Сэмсон. — Но на земле Бовалле не встретить ни одного человека, который не был бы рад приветствовать сэра Николаса дома.

— Вот льстец! — усмехнулся Бовалле. — Разве я что-нибудь сделал для этой земли?

— Дело не в этом, мастер Ник. — Сэмсон покачал головой и хотел продолжать, но сэр Николас рассмеялся, помахал рукой и проехал под аркой.

Широкие каменные ступени вели с ухоженной аллеи на террасу к массивным дверям. В кадках стояли подстриженные тисы, а над дверями на каменном щите красовался герб Бовалле. С каждой стороны виднелись высокие окна, а под ними каменные волюты. На обоих концах крыши из красной черепицы было по дымовой трубе, а между множеством фронтонов находились круглые чердачные окна. Двери были открыты навстречу весеннему солнцу.

Сэр Николас легко соскочил с седла, бросил Джошуа поводья и взбежал по ступеням. Как мальчишка, он сложил ладони у рта рупором и закричал:

— Эй, вы, там! Как, никто не хочет поприветствовать Ника?

В верхних окнах показались головы. Служанки засуетились, шепча: «Сэр Николас дома!», и принялись оправлять платья и приводить в порядок прически. Сэр Николас непременно поцелует самую хорошенькую, не обращая внимания на то, что миледи будет шепотом возражать.