— Так ты что же… Васька выходит, что… — слова путаются, мысли разбегаются, как вши на бродячей псине. Только успевай ловить.

— Племянница её родная! — припечатала кукла обернувшись. И такой злостью глаза её горели, что я аж проверил, не полыхнула ли рубаха от злого погляда. — Может, была бы рядом, уберегла от тебя ирода. Ваську-то точно тебе не отдам!

— А что ж ты мать её не уберегла тогда? Раз уж такая всесильная?

Кукла посмурнела враз, снова отвернулась и как-то ссутулилась, будто человек живой.

— Не в силах я была. Нынешняя мачеха Василисы-то по бабкам всё ходила, чтоб мужика приворожить, да соперницу со свету свести. Васька маленькая была, а матушка её добровольно от силы отказалась, всё хотела нормальной жизнью жить. Да вот сколько той жизни пожила? Всего ничего! И дочку ещё при родах запечатала. Не хотела ей ведьмовской судьбы. Да разве ж убежишь оттого, что Богами написано на роду? Вот, встретила тебя, гада пушного! — кукла заохала, запричитала, качая головой.

— Ничего я твоей Василисе не сделаю! И раньше даром не нужна была, а теперь, после таких новостей и подавно.

Ещё не хватало, опять с кем-то из той семейки связаться! Один раз нарвался уже — вовек теперь не забуду. Вот знал, что ведьма! Красивая — до греха! Обычные бабы такими не бывают.

— Сделаешь. Ещё как сделаешь… От судьбы никто не сбежит. Ни ты, ни Васька. Каждый свою плошку бед хлебает до донышка.

— Да хватит каркать! Не ворона, — ворон тут же недовольно закаркал, я аж подпрыгнул с неожиданности. Забыл про него совсем от таких бесед. — Лучше скажи, как от проклятья избавиться, раз такая всезнайка.

— А я говорила уже, ты разве слушал?

Вот хоть убей, не помню. Может, так оно придумано, что забывается каждый раз?

— Уж снизойди, повтори для юродивых. Челом, что называется, бью.

— Как был дурак, так и остался. Говорю же: горбатого могила исправит.

— Заладила, окаянная. Вот возьму да выкину тебя в болото! Небось оттуда сама домой не придёшь, — разозлившись, подхватил её пятернёй за голову. Ворон кинулся на подмогу — еле отбился. Выбежал из дома, пока не вернуло меня проклятьем в звериное тело.

— Мычи не мычи, а всё равно выкину. Нет проку от тебя. Раз ты ни Иринку не сберегла, ни сестры её, и Ваську вот, сама говоришь, не сбережёшь, так и толку от тебя, тряпки стародавней? — после этих слов кукла затихла: перестала вырываться, рот исчез, глаза снова показались просто нарисованными. Чудеса, но страшные, хоть сам иди, в дурдом просись на ПМЖ.

Опять засвербило привычно по телу, только что и осталось — шмотьё с чужого плеча, да безликая кукла рядом. Зубами дотащил её до старого своего дома, да так там и бросил в пыльном углу. А сам назад побежал к ведьмовской избе. Всё равно ж некуда больше. Пока не узнаю, как от проклятья избавиться, куда деваться — надо при Иринкиной племяшке пожить.

Это ж как жизнь повернулась! Кто бы подумать мог.

Глава 12

— Ну вот, опять путают! — возмутился Тим, в очередной раз проходя мимо уже знакомой ели.

— Кто, — удивилась я.

— Да, Леший знает, — махнул он рукой в сторону кустов. — В Навьем лесу всё подчиняется Яге, это если глобально. Но, с тех пор как Яда приняла на себя обязанности хранительницы леса, здесь везде тишина да благодать. Но есть и местные пакостники, да и хозяева местечковые.

— Это как? Типа мэров? — уточнила я, переступая разросшиеся и бугрящиеся кочками корни.

— Типа, — поддакнул Тимофей. — Вот, у болот есть Болотник, по секрету скажу, жена у него ещё та… змея.

— Прямо настоящая? — остановилась даже.

— Да не-е, но по характеру — да.

— Это ты ещё мою мачеху не видел, вот кто змея, готова поспорить.

— Да у вас, в вашем женском племени, через одну…

— Эй!

— Ну ладно — ладно, — подмигнул Лиходеев, — будем волколачками считать. То нежные принцессы, то змеи.

— Ох и язык, без костей, — странное дело, но злится или обижаться на него не хотелось.

— Что есть, то есть, вечно какую-то глупость выдаю. Даже когда не хочу, а всё равно, ещё только думаю, как бы сказать, а уже слова сами по себе вылетают.

— С этим надо бы поаккуратнее, в наше-то время.

— С этим всегда поаккуратнее надо бы. Можно так вляпаться, что даже удача не поможет, вмиг в самого неудачливого человека превратит. Нет, ну ты посмотри, как путает!

Теперь и мне стало заметно: привычный путь, по которому мы уже третий круг наворачивали, в этот раз изменился. В том месте, где раньше тропа сворачивала влево, не было никакого поворота. Дорога вела нас прямо, а всё та же ель, на которую Тим повязал белую верёвку, росла на прежнем месте, у пропавшего поворота.

Тим покрутился на месте, поискал глазами, но ни слева, ни справа не оказалось ни утоптанной тропки, никаких следов вообще, словно её никогда и не существовало. Только прямая дорожка и непроходимые кусты по бокам.

— И кто же это своих не разглядит? — выкрикнул вопрос Лиходеев. — Небось и сети да капканы расставить успели? Так, Лихо на головы тому, кто посмел, — голос Тимофея невероятным образом изменился. Вмиг в нём мне почудились сотни голосов людей, рёв животных, и трескотня птиц. Страх ершистой наждачкой проскрёб кожу. Ничего себе, спецэффекты!

— Ай, обознался! — залебезил старческий скрипучий голос из ближайших кустов. — Прости, батюшка, не признал… Что говоришь? Смотреть надо лучше! Ну так, откуда ж мне знать, что Лихо с такой писанной красавицей рука об руку ходит?

— Ну наконец-то! Так вот кому надо благодарности отсыпать за то, что мы тут километры наматываем! — отчего-то обрадовался Тимофей. — Ну-ка, выходи, друг дорогой, расскажи, зачем дорожки скрываешь, когда Яда, небось, обратное наказывала?

— Остерегаюсь я, боюсь выходить, батюшка, — ответил голос. Старичок, всё так же продолжал прятаться в кустах.

— Чего же? — уже не сдерживаясь рассмеялся Тим.

— Гнева твоего… или невезения.

— Да ла-адно, — беспечно махнул мой провожатый. — Ты ж знаешь, мелкие пакости не от меня зависят, а больших не выпросил. Выходи, кому говорю!

Кусты затрещали мелкими ветками, являя нам невысокого, старичка. Его борода была аккуратно подстрижена, как и седая шевелюра, но казалось, что к такой длине дедуля был совершенно непривычен, потому то и дело, пытался намотать несуществующую бороду на локоть да погладить в районе живота.

— Ну здравствуй, Хухлик, — Тим, не протягивая руки на городской манер, низко поклонился.

— И вам не хворать, —