— вовсе не следуют своей наибольшей выгоде, не говоря о групповой. Увы всем нам — но люди хотят делать то, что им хочется, что им взбредёт в головы — даже со вредом для себя и, не воспринимают никакого логического возражения.

И они даже готовы бороться за право — делать так, как им вдумается, а не как было бы правильно!

Поэтому, прежде всего — людей надо учить критически думать и, жить по уму — а не по спонтанно возникающим «хотелкам».

* * *

Нил Николаевич Кулагин — бывший помещик, а ныне директор ульяновской школы и одновременно директор местного краеведческого музея, как-то раз вернулся от Макаренко весьма встревоженный:

— А Вы знаете — он их бьёт!

Открыл, блин, Америку!

Ещё по «послезнанию» знал, что Антон Семёнович — не стеснялся отвесить хорошенького «леща» воспитаннику, чтоб вразумить великовозрастное — но неразумное дитя.

— «Бьёт, — отвечаю ему народной пословицей, — значит любит».

Тот, не поняв моего стёба:

— Парадоксально, но Вы правы, Серафим Фёдорович. Но самое парадоксальное, в что сам бы не поверил — не увидев своими глазами: и они его любят!

Вопреки ожиданиям, особой дружбы у меня с Макаренко не получилось… Сильный сложный характер, я тоже — далеко не «подарочек», так что строго деловые отношения — ничего более. Он желает воспитать своих подопечных хорошими людьми, я — хорошими специалистами: одно другому не мешает — так что нам с ним пока по пути.

Вопреки опасениям, с колонистами Макаренко обосновавшимися в бывшем женском старобрядческом монастыре, особых проблем не было. До самой весны не было, когда в уже более-менее обустроенную колонию стали поступать девушки-беспризорницы с улиц и малолетние преступницы из тюрем.

Наши ульяновские ребята, видать — прослышав от взрослых о «специфическом» прошлом девичьего контингента, совершили разок на воспитательно-трудовую колонию набег — с целью «помочить концы»… Но, получив решительный отлуп от её сильной половины — поспешно возвернулись оттуда, подтверждая древнюю народную мудрость:

«Стыден бег, зато здоров!».

Которые, просто не солоно хлебавши — обратно в Ульяновск со всех ног прибежали, а которые и, с хорошо заметными следами насилия на лице.

Чуть позже, в свою очередь хлопцы-колонисты с точно такой же целью — «по горячим следам» заявились в ульяновский молодёжный клуб… Но дома, как говорит другая народная мудрость: «и стены помогают» и, в этот раз — всё произошло с точностью наоборот. Соискателей сердец ульяновских дивчин — отходив как следует, как «псов-рыцарей» на Чудском озере — гнали вёрст пять по весенне-рыхлому снегу.

В результате этих двух «проб на прогиб», обе стороны друг друга весьма зауважали!

Спустя какое-то время, когда гематомы рассосались — а страсти остыли до «комнатной температуры», наша комсомольская ячейка по моей инициативе отправила в колонию «парламентёров» — договариваться о «мирном сосуществовании».

Вскоре, наших и «макаренских» (как прозвали колонистов местные хроноаборигены) — водой не разольёшь!

Товарищеские футбольные матчи, совместные благие дела и не совсем благовидные проделки… Вроде совместной «дружбы» против ардатовских — на территорию коих совершались регулярные вылазки. А если и выяснялись отношения между отдельными личностями — то только «гребень на гребень» и, в присутствии «смешанной комиссии» из представителей обоих сторон.

И, да!

Были и «романы» между представителями противоположных полов… Не всегда счастливых, кстати: осенью 1924 один «Ромео» из колонистов — отвергнутый местной «Джульеттой», повесился.

Ну, что сказать?

И сказать-то нечего — жизнь есть жизнь!

А в этой жизни, каждый выбирает (если конечно, ему не «помогут»!) — какой смертию и когда её завершить: от бессильной немощи на провонявшей старческой мочой кровати, или в полном расцвете сил — от неразделённой любви, в склизкой от хозяйственного мыла пеньковой петле.

Мда…

* * *

Де-юре, как автором — так и куратором обоих проектов НКВД: «Особого проектно-техническое бюро № 007» (ОПТБ-007) и «Завода контрольно-измерительных инструментов им. Кулибина» в Ульяновских ИТЛ и ВТК — официально считался Начальник волостного управления внутренних дел товарищ Кац Абрам Израилевич.

Рисунок 4. Беспризорница 20-ых годов.

Де-факто же всем заправлял ваш покорный слуга и кадровую политику определял он же. Как «мытьём» так и «катаньем», со скандалами и «закладными» друг на друга в вышестоящие инстанции, но я заставил Антона Семёновича принимать в колонию в большинстве своём девочек, поэтому те «гарны хлопцы» — с которыми он сюда прибыл, долгое время оставались в неизменном составе — заменяясь лишь для работы на молочной ферме «по ротации». Хотя, значительная их часть осталась в ВТК и по отбытию срока наказания или достижения совершеннолетия — переходя в преподавательский состав (в Ульяновском педучилище можно было учиться и заочно) или в хозобслугу. И я их вполне понимаю: три, пять — а потом и все десять девушек на одного парня…

Да, это ж — Рай земной, Небеса обетованные!

Попав в особо благоприятные условия и под заботливую опеку талантливых педагогов и дружного коллектива воспитанников колонии, девочки так расцветали…

Да я б на месте тех парней — наручниками здесь себя приковал и, лучше бы — руку дал себе отрубить, чем отсюда себя увезти!

А после «звонка», уезжали как раз те из воспитанников, кто дал себя опутать «цепями Гименея». Тех, их избранницы — буквально за уши утаскивали из этого «цветника».

Контингент в детскую колонию поставлялся централизовано структурами НКВД и, в отличии от подобного учреждения для взрослых — в «кастинге» я не участвовал… Получится из бывшей малолетней воровки, проститутки, морфинистки, убийцы высококвалифицированный лекальщик — это очень хорошо.

Нет? Просто хорошо, хотя и не очень.

Сам несколько раз являлся поставщиком воспитанниц для Антона Семёновича. Как еду на собственных колёсах в Нижний Новгород, так обязательно кого-нибудь — хоть одну будущую лекальщицу, но на обратном пути привезу. Тех, кто возрастом поменьше, мог просто — спросив о маме и папе просто посадить в «Форд-Т» и увезти. С девочками постарше сложнее: ведь большинство из них находится под плотной «опекой» сутенёров, чаще всего — таких же беспризорников.

Такую, приходилось «покупать» на час — чтоб увезти из этой среды навсегда. Но Нижний Новгород — городишко в принципе невеликий и, вскоре все местные «торговцы телом» — знали меня в лицо и по марке тачилы и, при попытке приблизиться обкладывали матом и закидывали каменьями.

И, тем не менее!

Как-то раз этим летом возвращаюсь из столицы губернии на своём стареньком, дребезжащем всеми своими болтами «Форде»…

Смотрю: стая девчушек лет по тринадцать-четырнадцать соответствующего