ты вообще способен на любовь.

Он слабо хихикает.

— Ты была бы права.

— А что, если я скажу «нет»? — Мои брови напрягаются, а сердце сжимается, потому что самое ужасное в этом то, что я даже не уверена, что смогу.

Его ноздри пылают, когда он смотрит. Проходят секунды, а его глаза? Они почти завораживают меня, мое дыхание сбивается.

Его рука опускается на мой подбородок, костяшки пальцев ласкают мою челюсть. В его взгляде я снова вижу его: крупицы того нежного мужчины, который появился раньше, когда мы были одни в баре. И в эти короткие секунды я почти задаюсь вопросом, не ошиблась ли я. Способен ли он полюбить женщину. Чем больше он смотрит на меня, тем больше я думаю, не задает ли он себе тот же вопрос.

— Я могу быть кем угодно, Элси, но я не из тех мужчин, которые берут женщину против ее воли.

Его рот наклоняется ближе, губы накрывают мои.

— Но ты скажешь «да», — шепчет он хриплым тоном. — Я обещаю тебе это.

Мое дыхание сбивается, а внутри меня нарастает пульсирующая боль, сжимающая, чувствующая и желающая. Его.

— Ты уверен в себе, — вздыхаю я, не в силах сохранить силу в голосе.

— Так же, как я уверен в том, что если бы я просунул в тебя палец, то обнаружил бы, что ты мокрая.

Непроизвольный вздох вырывается из меня. Я не могу ответить, слова застревают в горле.

И вместо грубого ответа, которого я ожидала от него, его затяжной взгляд усиливается, держа меня в плену своего непрекращающегося шторма. Его большой палец поглаживает мою нижнюю губу самым дразнящим образом. Когда он прикасается ко мне таким образом, каждый раз, когда он это делает… это тревожит.

Мужчины используют меня — их руки оружие, а не безопасность. Но его прикосновения ощущаются по-другому. Или, может быть, я этого хочу. Может быть, мое подсознание отчаянно цепляется за надежду, что хоть раз в жизни мужчина хочет меня настолько, чтобы не причинить мне боль.

Но надежда — это фантазия, оставленная для женщин, которые верят в любовь. Потому что я не верю. Больше нет. Возможно, та девушка, которой я была, и держалась за надежду, что однажды она найдет мужчину, который будет сжигать землю ради нее, но сейчас я умнее. Таких мужчин не существует.

Резкие черты его лица смягчаются, и в мгновение ока он отстраняется от меня, прижимая руку к моей пояснице.

— Давай поднимемся наверх, чтобы я мог показать тебе нашу комнату.

Наша комната. О, Боже.

Многое может произойти в комнате, особенно когда я нахожусь там с мужчиной, который заставляет меня чувствовать себя так, как он.

Он ведет меня мимо комнаты и к двойной винтовой лестнице. Я поднимаюсь вверх, он за мной. Хотя я больше не чувствую его прикосновений, я ощущаю его у себя за спиной, и мое тело сотрясает дрожь от того, что я просто нахожусь так близко к нему.

Это безумие, то, как мое тело реагирует на этого мужчину. Это необъяснимо, и мне нужно оттолкнуть его, потому что он не настоящий. Это всего лишь иллюзия, мой извращенный разум заставляет меня жаждать того, чего я не должна и не могла желать до того, как меня похитили. До того, как они изменили меня, превратив в женщину, которая хотела бы такого мужчину, как Майкл Марино.

После всего, через что я прошла, я заслуживаю нормальной жизни. Кто-то, кто может любить меня и принимать меня со всеми моими недостатками, со всеми шрамами, которые оставили слишком глубокие следы, которые никогда не искоренить.

Но Майкл — не тот человек. Он не моя вечность. И никогда им не станет.

— Ты в порядке? — Его ладонь обхватывает мое бедро сзади, и я только сейчас понимаю, что перестала двигаться, застыв на середине лестницы.

— Да, я… э-э, я в порядке. — Прочистив горло, я продолжаю подниматься, достигая вершины.

Оказавшись рядом со мной, он ведет меня по длинному коридору.

— Это прямо через эту дверь.

Он показывает рукой на последнюю комнату справа от нас, и когда он открывает ее, у меня чуть глаза не вылезают. Она массивная. Как и он.

Я вхожу первой, он марширует за мной. Мой взгляд падает на большую кровать с черной обивкой у одной стены, камин у другой, белый мохнатый ковер перед ним.

— Добро пожаловать домой. — В его голосе звучит смесь греха и соблазна.

Его пальцы обхватывают мое бедро, и мои руки покрываются мурашками.

Я делаю длинный вдох.

— Это не мой дом, — удается сказать мне, прочищая горло и избавляя его от всего, что связано с Майклом.

Подушечки его пальцев сжимаются, впиваясь в мою кожу.

— Теперь это он, голубка. И это гораздо лучше, чем тот дом, в котором тебя держали.

Я резко поворачиваюсь, нахмурившись.

— Что ты знаешь о том месте?

Секунды проходят, его глаза смотрят с мрачным затишьем, не давая понять, знает ли он, что это место является источником.

— Пойдем, я покажу тебе остальную часть комнаты. — Очевидно, что он хочет избежать разговора, который у нас в конце концов должен состояться.

Он проходит мимо меня, по длинному отрезку комнаты. Я даже не могу назвать ее так. Это как собственный город, больше, чем весь дом, в котором я была заперта. Гитара лежит в углу рядом с кроватью, и я начинаю думать, играет ли он. Должен. Иначе зачем она ему?

Он и поет? Как я?

Когда я пытаюсь представить его играющим, поющим от души, это не укладывается в голове. В этой одежде он такой строгий, собранный. Я не могу представить его играющим на гитаре в костюме-тройке.

Кстати, о костюмах… Мои глаза непроизвольно ловят взгляд на его круглую задницу, плотно обтянутую серыми брюками. Задница мужчины не имеет права выглядеть так соблазнительно.

Он носит костюм, как будто родился в нем, он подогнан под каждое сухожилие, под каждый подтянутый мускул его подтянутого тела. Готова поспорить, что черная рубашка под ним идеально сидит на нем.

Он вскидывает одну бровь, когда его лицо поворачивается ко мне.

— Идешь? — спрашивает он, его рука лежит на ручке двери, и я понятия не имею, куда он меня ведет и почему я все еще смотрю на его задницу.

Его губы чуть приподнимаются, и я понимаю, что он поймал меня. Он отбрасывает длинные пряди волос с лица, и даже его волосы прекрасны. Божественно красивы.

Я пытаюсь притвориться, что он никак на меня не влияет, заставляю свои ноги двигаться, не зная, что