«Какой бы ни был день в году,

К невесте моей я не приду».

Как только рассвело вокруг,

Пришло за невестой семь подруг.

Невеста глаза на них подняла:

«Зачем звонят колокола?» —

«Таков обычай на острове тут,

Так парни девушек зовут».

Невеста к Улофу едет на двор,

Ведет со свекровью разговор:

«Добрый день, дорогая свекровь,

Где мой жених, моя любовь?» —

«Любит охоту мой резвый сын,

Он за оленем уехал один». —

«Разве дороже ему олень,

Чем невеста и свадебный день?

Он мой жених, и я не пойму,

Разве олень дороже ему?» —

«Не скрою я Улофа судьбу.

Увы, он мертв и лежит в гробу».

За красный полог невеста зашла

И мертвого Улофа нашла.

Из-за полога вышла она,

Молчалива и смертно бледна.

Был мертвый один, а стало три

В доме Улофа до зари.

Невеста недолго прожила, —

Ветер стих, выпал снег, —

За нею от горя мать умерла.

Улоф вернется, когда распустится лист[40].

Прародители шведских эльфов и эльфиек – древнескандинавские альвы (alver). Внешне они напоминали людей и были не опасны для человека. Из «Старшей Эдды» мы знаем, что у альвов был собственный язык и руны и что, наряду с асами[41], их причисляли к высшим существам.

В «Младшей Эдде» альвов разделяют на светлых, темных и черных, что роднит их с ангелами и демонами в христианской традиции. «Немало там (на небе) великолепных обиталищ, – пишет автор “Младшей Эдды” Снорри Стурлусон. – Есть среди них одно – Альвхейм. Там обитают существа, называемые светлыми альвами. Темные альвы живут в земле, и у них иной облик и совсем иная природа. Светлые альвы обликом своим прекраснее солнца, а темные – чернее смолы».

Само слово alfr имеет индоевропейские корни со значением «белый, ясный, светящийся». Возможно, от него также произошли такие топонимы, как Эльба, Альбион и Альпы.

В начале XI столетия придворный скальд Улофа Святого Сигватур Тоурдарсон, побывав на границе Швеции и Норвегии, описывает тамошних жителей как все еще язычников, которые приносили жертвы, среди прочего, и альвам. В момент его приезда как раз проходила такая церемония, однако присутствовать на ней ему не позволили:

«Не подходи! – вскрикнула женщина. – Ты, жалкий человечишка!

Я опасаюсь гнева Одина. Богов мы почитаем древних!»

И, словно ненавистный пес, она

Пыталась со двора меня изгнать, где жертвы приносили альвам.

Раннее почитание альвов, по всей видимости, связано с культом предков и здоровьем конкретного рода. Именно в альвов превращались умершие праотцы, они же охраняли родовые земли. Принося жертву альвам, люди верили, что так они помогают рождению потомков и что это лучшая профилактика здоровья. Поэтому жертвоприношения проходили на отдельных хуторах и не требовали присутствия всей деревни – в отличие, например, от поклонения богам плодородия, когда собирались все жители.

Постепенно связь с миром умерших была утрачена, и альвы – изначально духи мужского пола – превратились в эльфиек (älvor). Именно такая и зазывала Улофа из средневековой баллады танцевать.

Если альвы жили в собственном королевстве Альвхейм, то эльфийки селились на холмах, под землей на полях, лугах и болотах, нередко поблизости от водоема. Перемещались они и по земле, и по многочисленным ходам, которые пролегали вдоль подземных рек и источников.

Видели их поэтому редко – в основном слышали. Пение эльфиек напоминало щебетание птиц. Мелодии эти были так прилипчивы, что отделаться от них не могли до конца жизни. Маскировались существа обычно под девочек в возрасте двух лет, но порой превращались в насекомых, лягушек и даже крыс, из-за чего к мелким животным относились с большой осторожностью. Наступить в муравейник или искупаться в озере, полном головастиков, считалось опасным занятием.

Встретил как-то старый кузнец из Вестманланда эльфиек. Их пение было завораживающим: ничего более красивого в своей жизни он не слышал! Но вот прошел день, потом неделя, потом месяц – а мелодии так и не выходили у него из головы.

Как только ни пытался он избавиться от раздражающих голосов – ничего не помогало! Он даже затыкал уши смолой – но знакомые нотки все равно продолжали звучать так же громко, как раньше. И все же в конце концов ему удалось найти решение, избавлявшее его от назойливого пения хотя бы на какое-то время: кузнец доставал жестяную банку да водил по ней у самого уха железным напильником. «Все! Теперь они наконец-то замолчали!» – облегченно вздыхал он.

Страшная месть

В XVI веке шведский географ и историк Олаус Магнус, автор «Истории северных народов», описывал эльфиек как умерших, которые при жизни посвящали себя плотским и грешным удовольствиям и подчинялись исключительно страсти. Этим же продолжали они заниматься и после смерти. Если где-то трава была сильно примята или вовсе не росла – значит, там эльфийки прошлись в танцевальном хороводе.

Позже окружности диаметром до нескольких метров, образованные грибами, стали называть «ведьмины круги» или «эльфовы кольца» – считалось, что они возникли от хороводов духов. Заходить в такие места строго запрещалось. Нарушишь запрет – заболеешь, сойдешь с ума или умрешь.

Стремясь причинить вред людям и скоту, эльфийки того и ждали. В заколдованных кругах происходили самые непостижимые явления. Например, заснув в кольце, человек напрочь лишался верного восприятия времени и мог проспать так несколько недель, а то и веков. Над тем, кто справлял в кругу малую нужду, эльфийки потешались тем, что окрашивали мочу бедняги в синий или зеленый цвет. У особо провинившихся в моче была кровь, а порой жидкость и вовсе не покидала тело – и человек сильно опухал.

Того, кто злил эльфиек или отказывал им в просьбе, обязательно ждал недуг. На человека незаметно дули, отчего у него развивалась крапивница. В народе эту болезнь так и прозвали – «дуновение эльфийки» (älvablåst).

Заразиться можно было и случайно. Когда эльфийки танцевали слишком долго и не успевали вернуться домой до восхода солнца, они становились невидимыми призраками на весь день. Из-за этого человек мог слишком близко подойти или случайно дотронуться до призрака, заработав тем самым неприятную сыпь.

От хоровода эльфиек возникали «эльфовы кольца», также называемые ведьмиными кругами

Избавиться от крапивницы старались при помощи стебля крапивы. Через него дули в