века жили на Восточном побережье и были знакомы, однако друг с другом не ладили. Руфус Гризвольд после смерти Эдгара Аллана По опубликовал весьма желчный некролог, начинавшийся со слов: «Умер Эдгар Аллан По. Это произошло позавчера в Балтиморе. Известие о его смерти ошеломит многих, но опечалит лишь некоторых». А затем, ко всеобщему удивлению, Руфус Гризвольд стал литературным душеприказчиком Эдгара По, а значит, получил доступ ко всем его бумагам. Позже он опубликовал биографию писателя, обильно сдобрив ее лживыми домыслами и нападками.

– Он, наверное, родственник Гаррисона Гризвольда, – заметил Джеймс. – Вряд ли же у них просто фамилии одинаковые.

– Да, наверное, – согласилась Эмили. – Но я все равно не понимаю, к чему это. Почему Гризвольд спрятал для игры книгу По, если его предок терпеть не мог этого писателя?

– Может, мистеру Гризвольду стыдно за своего предка, – предположил Джеймс. – Может, он решил так извиниться перед По.

– А что, возможно. – Эмили промотала страницу вниз. – Или ему просто нравится По, и плевать, что там думал о нем Руфус. Вот только это никак не поможет нам разобраться с правилами игры.

С этими словами Эмили уставилась на лежащую на коленях книгу так, словно ждала, что золотой жук с обложки заговорит человеческим голосом и даст ей подсказку.

– Ну-у… – протянул Джеймс, раскачиваясь туда-сюда в компьютерном кресле. – А может, надо задуматься, почему Гризвольд выбрал «Золотого жука»? Вот мы в школе на Хеллоуин в прошлом году читали «Сердце-обличитель». А про «Золотого жука» я вчера услышал в первый раз в жизни. Вот почему нельзя было взять более известный рассказ? Или вообще любой другой? Должна быть какая-то причина, почему Гризвольд выбрал именно «Золотого жука».

Эмили еще раз пролистала книгу и постаралась припомнить все, что она знала о мистере Гризвольде и его играх, а также то немногое, что знала об Эдгаре По.

– Это рассказ про то, как искали клад. Один человек нашел золотого жука и обрывок пергамента, а потом обнаружил, что, если пергамент нагреть, на нем появляется шифрованное сообщение. Он разгадал шифр, узнал, где спрятан клад, и вместе с двумя друзьями отправился на поиски. Получается… мистер Гризвольд задумал поиски клада?

У Джеймса округлились глаза.

– А слова, которые мы нашли, – часть послания, в котором говорится, где искать. Да?

Эмили улыбнулась краешком рта.

– После того как прошлой зимой мистер Гризвольд провел в Крисси-Филд турнир по «Властелину разума» в реальности, его все время спрашивали, какая будет следующая игра. Он отвечал, что как раз над этим работает и что это будет нечто грандиозное. Зашифрованное послание, которое указывает, где искать клад, – куда уж грандиознее!

Эмили вернулась домой вся в мыслях о своем великом открытии. Она не могла поверить в то, что ей в руки попала следующая игра мистера Гризвольда. Она много лет играла в «Книжных сыщиков», она читала на форумах многочисленные рассказы о том, какие игры устраивались в Сан-Франциско, она даже надеялась, что когда-нибудь сможет поучаствовать в одной из них лично. И вот, пожалуйста – мало того что она случайно угодила в игру, так есть еще и немалая вероятность того, что кроме них с Джеймсом об игре не знает никто.

Впрочем, несмотря на всю радость от находки, несмотря на подозрение, что впереди их ждут поиски клада, как в «Золотом жуке», Эмили по-прежнему не знала, что делать с найденными словами. Размышляя обо всем, что удалось узнать, Эмили добрела до кухни и обнаружила там маму по колено в сумках с покупками и картонных коробках.

– Не знаешь, где моя волшебная палочка? – спросила мама. – Вот бы взмахнуть один раз, и чтобы все само разлетелось по местам. А если бы чашки с тарелками при этом еще и спели – вообще замечательно.

Эмили по опыту знала, что родители проявляют ответственность и разбирают коробки только в первые день или два. Потом их что-нибудь отвлекает – работа, какой-нибудь местный праздник, который не хочется пропускать, потому что на следующий год их здесь уже не будет, или необходимость срочно выяснить, как называется необычная птичка, которая случайно попалась им на улице. Вещи станут постепенно выбираться из коробок и разбредаться по местам – одежду сначала наденут, потом сунут в стирку, а уж потом отправят в шкаф, ну и так далее. Иногда Эмили подозревала, что родители втайне соревнуются, кто дольше сможет не обращать внимания на ящики и коробки. В тот год, что они жили в Колорадо, один ящик так и не открыли. Перед тем как отправляться в Нью-Мексико, родители, даже не заглядывая внутрь, отправили ящик в благотворительную организацию. Они решили, что раз содержимое ящика ни разу за весь год никому не понадобилось, значит, без него можно обойтись, ну а поскольку они постоянно стремились обходиться малым, то избавились от ящика без сожалений. Тогда их решение показалось Эмили вполне логичным. Однако сейчас ей захотелось узнать, что же все-таки лежало в том ящике. Она вспомнила квартиру Джеймса, где повсюду были фотографии и безделушки. Что, если в том ящике лежали старые семейные фотографии или памятные вещи – из тех, которые достаешь не каждый год, и все-таки дорожишь ими?

– С работой покончено! – объявил папа из гостиной. В коридоре послышались его шаги. Папа громко постучал в дверь комнаты Мэтью и вышел на кухню. – Предлагаю поразвлечься! – сказал он.

– Поразвлечься? – переспросила мама. – Не дома? Ах, какая жалость, опять эти коробки останутся неразобранными!

Она бросила кухонную лопатку, которую взяла было в руки, отвернулась от груды сумок и коробок и схватила с кухонного стола сумочку.

Послышалась музыка группы «Сливайся». Она становилась все громче, и вот на кухню вышел Мэтью.

– Поехали в Норт-Бич, – предложил папа. – Страшно хочу своими глазами увидеть «Огни большого города».

– Тот самый книжный магазин? – оживилась Эмили. Она помнила это название из статьи про мистера Гризвольда.

– Тот самый, единственный и неповторимый, – сказал папа. – Точнее, единственные и неповторимые «Огни большого города». В Сан-Франциско книжных магазинов наверняка хватает, но этот – в моем личном топ-списке мест, связанных с Керуаком и битниками.

– Я с тобой! – сказала Эмили.

– И я! – добавила мама.

– А обед будет? – спросил Мэтью.

Они сели на автобус и спустились с холма вниз, в соседний район, который назывался Норт-Бич. Эмили не совсем поняла, почему это место называется «бич», то есть «пляж», – нигде не было ни песчинки. Они вышли из автобуса у площади Вашингтон-сквер, которая представляла собой ровный зеленый газон со старой церковью за ним. В тот день должен был состояться парад в