– Подумай о маме! – чувствуя внутреннее сопротивление брата, пустила в ход свой главный козырь Мария. – Вспомни, как мы её ждали. Вдруг она вернётся, а тебя нет. Что я ей тогда скажу?

– Нет у нас никакой мамы. Хватит уже притворяться, – неожиданно ответил Патрик. – Бросила она нас. Стефан говорит, что, если мы пойдём в Иерусалим, все грехи наших родителей простятся. Даже если мама повесилась.

– Не смей так говорить, – обмерла сестра. Ей казалось, что сейчас перед ней стоит совершенно чужой человек. Раньше Патрик смотрел на мир только её глазами, а теперь оказалось, что всё то влияние, которое она могла оказать на брата раньше, вдруг забрал какой-то Стефан.

Их спор продолжался до самого вечера. А затем брат неожиданно сдался и довольно легко пообещал остаться дома. В доказательство, что он никуда не пойдет, сходил во двор и принёс заранее приготовленную котомку. В ней оказалось лишь несколько сухарей, два свечных огарка да гипсовая фигурка Божией Матери – всё, что ему удалось собрать к походу на край земли. Весь остаток дня брат оставался тих и послушен.

Марии насторожиться бы, но она, наоборот, успокоилась, приняв видимость за сущность.

К закату небо затянули серые низкие тучи. Заморосил мелкий дождь. С дыр старой крыши закапала на пол вода. От разгорающихся дров в открытом очаге по лачуге расплылись полосы сизого дыма. Сестра сидела на корточках у очага, подкладывая в огонь сухие щепки, а брат сидел рядом с ней и обещал, что завтра же найдёт солому и сам заделает каждую щель в кровле. Об Иерусалиме они больше не вспоминали. Спать легли вдвоём на свою единственную постель из старых овечьих шкур, причем Патрик прижался к сестре, как делал это всегда, когда был совсем маленьким.

А утром, когда Мария проснулась, Патрика в лачуге уже не было. Он бросил её, точно так же, как когда-то их бросила мать, незаметно уйдя в ночь, аккуратно прикрыв за собой входную дверь.

Весь следующий день Мария не находила себе места. Ждала брата, как всю свою жизнь ждала маму. Ей не верилось, что он может её вот так бросить. Обманывала себя, уговаривая свое сердце, что он ушёл по каким-то насущным делам, может, за соломой, и вот-вот должен вернуться. Но к концу дня на её переносице все глубже прорезалась скорбная складочка, а глаза стали совершенно несчастными.

Плакала, жалела себя, стараясь заполнить образовавшуюся в душе пустоту обидой на брата. Пусть уходит, пусть сам поймёт, что главное на свете у человека – это его дом, где его любят и ждут, где он по-настоящему нужен, и любой путь на земле имеет смысл только тогда, когда он ведёт к этому дому.

А затем вдруг внезапно осознала, что больше ни минуты не может оставаться одна.

До вечера Мария расспрашивала всех, где находится этот самый Вандом. Осторожно выяснила, что вместе с Патриком пропали ещё двое соседских мальчишек. Поняла, что во избежание погони со стороны их родителей, они пойдут не по дороге, а по лесам, вдоль берегов текущих на запад рек. Заново собрала оставленную Патриком котомку. Она не хотела покидать дом, но оставаться здесь одной в пассивном ожидании она не хотела ещё больше.

От Сен-Дени до Вандома было очень далеко. Марии было бы безопасней переодеться в мальчика, но у неё не было подходящей одежды. Кроме того, о себе она почти не думала. Её преследовал образ брата, зовущего на помощь. Девочке хотелось уйти прямо сейчас, но она заставила себя дождаться рассвета. Ночь не спала. А когда в щели над дверью показался слабый свет, взяла котомку и без колебания вышла на улицу.

Вставало солнце. Дождь перестал, небо было чистым. С пригорка виднелись островерхие крыши домов городка Сен-Дени, дальше открывались пахотные поля, холмы и перелески, покрытые полосами белого тумана. Было тихо. Природа словно замерла, встречая огромный диск солнца, показавшийся с востока. Лучи рассвета осветили холмы и крыши домов, в какой-то момент весь мир до горизонта вдруг сделался красным, и девочке показалось, что она видит кровь.

Не оглядываясь, выйдя за городскую черту, она пошла по пустынной дороге на запад, надеясь вскоре догнать Патрика.

В этот момент девочка не думала, что всё на свете происходит не просто так, и что все последние события: и призвание Стефана ангелом, и встреча пастушка с её братом могли произойти только для того, чтобы она сегодня вышла из дома, отправляясь навстречу своей судьбе.

* * *

Городок Вандом расположился на берегу широкой медлительной реки Луары.

Первым делом взгляд путника, проезжающего по этим местам, натыкался на водяную мельницу, стоящую на речной отмели. Огромные деревянные колёса медленно вращались без всякого присутствия людей, наполняя тишину протяжным скрипом и всплесками. Где-то там, внутри мельницы, глухо и тяжело ворочались невидимые каменные жернова. Полюбовавшись на мельницу, взгляд путника следовал дальше, и за речным изгибом ему открывался вид на пристань с несколькими привязанными лодками, с домами из ивняка и возвышающимся каменным зданием церкви Троицкого аббатства.

В алтаре этой церкви в резном ларце монахи хранили святыню – слезу Христа, оброненную Господом у могилы Лазаря, запаянную в стеклянную колбу. Святыня привлекала к себе паломников. В остальном это был тихий провинциальный городок, расположившийся в глубокой глуши. Так вышло, что именно монахи Троицкого монастыря разрешили детям собираться на своих землях, совершенно не представляя, какое количество юных крестоносцев может откликнуться на призыв пастушка.

С востока, со стороны Парижа, туда вела одна-единственная Орлеанская дорога. Дорога дальняя, зимой – заснеженная или чёрная от месива грязи, летом – пыльная, жёлтая от вытоптанной травы, пролегающая по краю лесов, озёр и рек. Одному человеку идти по ней одиноко и неуютно. Сумерки в лесах наступают рано; дубы, клёны и овраги с прошлогодней листвой покрывает полная темнота, и слышатся в этой темноте то какое-то уханье, то треск ветки, то неясные шорохи за спиной. Разыгравшееся воображение придаёт любым звукам образ опасности. Страшновато человеку одному на ночной лесной дороге, особенно если нечем развести костер и если человек этот девочка, которой всего двенадцать лет от роду.

Мария шла целый день: виноградниками, полями, лесом, лишь раз позволив себе присесть на обочине дороги. Затем умылась холодной водой из ручья, стряхнула налипшие на лохмотья прошлогодние иголочки сосен и пошла дальше, чуть не плача от усталости. Но, на счастье девочки, ей не пришлось ночевать в лесу одной.

Когда уже стало смеркаться, дорога вышла к лесной реке. Спуск