Они ещё какое-то время поговорили. Парижане рассказали, что в Вандом стекается тьма народу, что только с их улицы туда ушло несколько групп детей и что они должны скоро соединиться в один большой отряд под предводительством какого-то Жана-Батиста, который лично общался с пророком и обменялся с ним кровью. Что в их отряде есть и девчонки, их немало, некоторым по пять-шесть лет, но все они, – здесь каждый из мальчишек многозначительно посмотрел на длинные, заплетенные в косу волосы Марии, – переодеты в мальчиков, потому что девочек-крестоносцев не бывает.

Они могли говорить о предстоящем походе до утра, но постепенно усталость взяла своё, разговор начал обрываться, у детей слипались глаза. Веток в костёр они больше не подбрасывали, искры в небо уже не летели, огонь догорал, темнота поглотила прибрежный кустарник и поваленный ствол дерева.

В конце концов все разлеглись на траве. Наступила глубокая тишина, нарушаемая лишь тихим плеском воды. Мария прилегла рядом с ними, поджав колени и подложив под щёку ладонь. Она представляла, что ее брат сейчас тоже лежит где-нибудь возле гаснущего костра и смотрит на разбросанные над лесом звёзды.

Ей хотелось думать, что он молится о ней, что он говорит ей в уме все несказанные при расставании тёплые слова, ворочается с боку на бок, слушая свою совесть, которая приходит тогда, когда кругом всё умолкает и ничего не слышно, кроме неё. И еще, засыпая, она ненавидела пастушка Стефана, сумевшего разбить на осколки всю ее жизнь и жизнь многих несчастных родителей, которые сейчас в отчаянии повсюду ищут своих ушедших детей.

На грани сна и ускользающей реальности у нее мелькнула мысль, сумевшая усилить мотивацию продолжения пути. Она доберётся до Вандома, найдет там брата и, более того, попросит Стефана поговорить с ангелом об их маме. Неважно, какой, под хлопанье огромных крыльев, к нему спускается ангел, – падший он или ангел света, – ангелы ведь всё видят, они находятся одновременно везде: и на небе, и на земле, и во снах людей, и в их мыслях. Ангел мгновенно увидит, где находится мама, и, если она ещё в этом мире, он может убедить её вернуться домой, рассказать о детях, которые ждут её всю жизнь.

На этой счастливой мысли всё спуталось, наплыл сон, и девочка, наконец, закрыла глаза.

* * *

На рассвете над лесной речкой поднялся туман.

Белая дымка расползлась по берегу, накрыв собой кустарник и коряги у воды. На траве выступила роса. Где-то всплеснула рыба.

Комар, звеня, подлетая и снова отлетая, опустился на щеку Марии и, приподняв заднюю лапку, медленно погрузил хоботок в поры кожи. Девочка во сне дёрнула щекой, провела по ней рукой, а затем рывком села на траве, ещё не понимая, где она находиться.

Берег был пуст. Возле дымившегося, покрытого серым пеплом, кострища никого не было. Вчерашние мальчишки ушли до рассвета, торопясь на соединение со своими, а её оставили, даже не разбудив. Всё было понятно, они стеснялись перед другими крестоносцами, что в их маленьком отряде будет девчонка. Её снова бросили.

Наскоро умывшись водой из речки, Мария вскарабкалась вверх по склону и пошла на запад.

Девочка совершенно не разбиралась в расстояниях, ей казалось, что она ушла бесконечно далеко и вот-вот, уже за следующим поворотом, ей откроется вид на долину реки Луары и лежащий там городок, конечная точка ее путешествия. Но лес никак не заканчивался.

На полянах при дороге Марии часто попадались следы недавних стоянок: пятна остывших костров и сломанные для ночлега ветви. Она даже нашла на стоптанной траве оброненную кем-то чёрную полоску ткани и, поумнев, повязала её на запястье. Обычно безлюдные Бургундские леса сейчас были наполнены знаками тайного движения, происходящего по всей стране.

По пути её обогнал отряд детей из Руана. Спрашивать, куда они идут, не было нужды, на их рубахах виднелись нашитые синие кресты. Среди них была одна девочка лет восьми в надвинутом на лоб огромном берете, скрывающим волосы. Марию они с собой не взяли, да она и не просилась, спросила только: правильно ли идет в Вандом. Затем ей повстречалась какая-то женщина, очевидно, чья-то мать, бредущая в том же направлении.

Парижские мальчишки были правы: весь мир сейчас шёл к Стефану. По полям, по лесам, по берегам рек в Вандом стекались дети со всех районов страны. Масштабность исхода было не определить, каждый знал только то, что происходит в их городке или деревне, и думал, что это только их дети последовали на зов одиннадцатилетнего пастушка.

С западной стороны Вандома, возле одной из деревушек, на обочине стояла какая-то сумасшедшая старуха в овчинной безрукавке мехом наружу. В этих местах она считалась пророчицей. Моргая слезящимися глазами, старуха провожала взглядом каждый отряд детей, проходящий по этой дороге, и кричала им в спину:

– Вы там все умрёте! Все до одного! Ваш ангел – падший ангел! Он ведёт вас в бездну.

Но её слова настолько не соответствовали радостному настроению, что дети лишь смеялись над ней.

* * *

Мария вышла к Вандому к вечеру следующего дня. Перед этим ночевала на каком-то постоялом дворе под телегой. Пока подходила к городку, совсем стемнело. Мышцы ног рвала жгучая боль, от усталости её шатало. Ей бы отдохнуть где-нибудь на обочине, но она понимала, что если сейчас сядет на землю, то сил подняться уже не будет. Близость цели вела её вперед.

В Средние века в городках не имелось освещения. На улицах было ещё темнее, чем в поле, крыши домов прятали звёздный свет. Лишь в редких каменных зданиях, в нишах, там, где обычно стояли гипсовые статуэтки Божьей Матери, иногда тускло горели огоньки лампадок. В Вандоме такой огонёк одиноко светил в стене церкви, куда вели все слитые с ночью безлюдные улицы.

В полной тишине и темноте, совершенно не зная, куда ей надо идти дальше, девочка вышла к зданию церкви, не переставая удивляться, что в городке не видно присутствия детей. К счастью, возле церкви ей повстречался пожилой монах, с ослом на поводке, очевидно, собирающийся куда-то в путь.

– Простите, отче. Я ищу своего брата. Он должен быть где-то здесь, у вас, вместе с пророком Стефаном. Вы не знаете, где мне их найти? – волнуясь, спросила у него Мария.

Монах что-то пробормотал. Его лица в темноте было не разглядеть. Затем махнул куда-то рукой.

– Иди от храма всё время прямо, – нехотя ответил он. – Поднимешься на холм. Там они все, на монастырских угодьях. Сразу их увидишь. Навязались на нашу голову.

Монах