дома. Две лавки под аренду. Четырнадцать деревень. Граф Морбон, сколько барон получил приданного? — Сосед Ормса зашевелился, проглядывая бумаги.

Ира тоже обратилась во слух. Но лично ей, ответ ничего не дал. Вместо нормальных денег, тут были какие-то гроны, аргены. А что это, и сколько стоит, она не имела ни малейшего представления. Зато графа ответ вполне устроил.

— Очень хорошо. Конечно, требуются более детальные подсчеты. Но примерно могу сказать, что это одна лавка и один городской дом. Или пять деревень.

Ормс улыбнулся одними глазами, и девушка почувствовала к нему растущую симпатию. Был бы он раза в два моложе… Хотя, такой импозантный мужчина наверняка женат.

А вот Кариса подсчеты совершенно не устроили. Барон даже побагровел.

— Ваше сиятельство! Это… это… — он даже поперхнулся, не находя нужных слов.

Теодор Двенадцатый постучал пальцем по подлокотнику и обвел задумчивым взглядом зал.

— Что по этому поводу думают остальные?

«Остальные» зашевелились. Потом загудели голоса. Ира ждала, незаметно скрестив пальцы. Злобных взглядов почти бывшего супруга, она предпочитала не замечать. Тоже мне, оскорбленное достоинство. Сам затеял, сам и страдай.

После двухчасового обсуждения (под конец которого девушка уже жалела, что не съела утром яичницу), его величество вынес свой вердикт.

От брачных уз супругов освободить. В качестве отступных за приданное, Алесия получала четыре деревни и компенсацию в сто аргенов за пятую. Ей давалось пять дней, чтобы собрать личные вещи и покинуть дом бывшего мужа. Кроме того, девушке позволялось взять с собой трех слуг женского пола, или одного слугу — мужского.

На этом пункте, Ира незаметно хмыкнула. Кто бы сомневался, что мужчины здесь стоят дороже. Зато деревни устраивали ее со всех сторон. Если уж она по гегелевской философии смогла сдать зачет, то с сельским хозяйством и подавно разберется.

Также в опекуны назначался единственный сын младшего брата, ее почившего отца. Попытавшись разобраться в хитросплетении родственных уз, девушка едва не прослушала вторую часть королевской речи. Впрочем, самую суть она все же выцепила.

Задача опекуна — беречь, лелеять и заботиться. Некого Лайона Бартона обязывали следить, чтобы подопечная не терпела нужду, блюсти ее моральный облик, поучать и наставлять. Ибо женщина по природе своей глупа, чтобы жить без ведущей руки.

На этих словах, Ира едва не закатила глаза, но сдержалась. Она уже поняла, что о женщинах здесь не самого высокого мнения. Мужчина — венец природы, и все такое.

Зато тот же опекун должен был оплачивать за нее налоги (со своих средств) и платить зарплату слугам. Но не мог претендовать на доход с деревень. Правда без его позволения, подопечная могла тратить не более пяти аргенов в год. Так сказать — на дамские штучки и тряпки.

Это было уже противнее. Каким бы типом ни оказался двоюродный брат, с ним придется быть милой, доброй, и как-то договариваться.

К слову, сам Лайон Бартон на процесс так и не пришел. Поэтому Ира не смогла составить о нем мнение, но подсознательно ничего хорошего не ждала.

Ладно… Если мужчина окажется таким же противным, как уже бывший супруг, ему же хуже. За себя нужно драться. И даже в этом мире, она сумеет за себя постоять.

* * *

Возвращаясь домой, Ира с каким-то мрачным удовольствием вспоминала, каким было лицо супруга, когда король вынес свой приговор. Хотя где-то в глубине души, слегка царапала совесть.

Неужели она такая мелочная? Не успела появиться в другом мире, как с ходу обобрала попавшего под горячую руку мужика. Ей ведь даже неизвестны подробности их отношений. Почему и на каких условиях был заключен брак.

А ведь с последним явно что-то нечисто. Еще бы… Графская дочка и барон. К тому же, не слишком богатый. Э-эх.

Ира откинулась на спинку сидения, глядя как за окном кареты проплывают дома. Может она и была неправа, зато у нее теперь есть стартовый капитал, чтобы начать тут новую жизнь. С деталями разобраться еще успеет. А в моменте — за себя нужно драться. Еще в далеком детстве, она усвоила это очень хорошо.

Сколько ей тогда было, лет восемь?

Ира родилась и провела свои первые годы в деревне. В самой обычной семье. Настолько обычной, что когда ей исполнилось семь лет, отец ушел жить к соседке. Оставив жену с дочкой без гроша.

Мама проплакала неделю. Ее копеечной зарплаты едва хватило бы на еду. Замуж она вышла сразу после школы, поэтому ни образования, ни перспектив. А на руках маленькая дочь, которая только-только пошла в школу.

Даже бабушек с дедушками — и тех нет.

Неудивительно, что женщина была в отчаянии. А еще больнее было видеть в окно, как мимо, под руку с разлучницей, прогуливается бывший супруг.

Поэтому в один из дней мама собрала вещи. Продала все, что сумела продать. Взяла дочь подмышку, и на ближайшей попутке отправилась в город. И началась их новая, еще более трудная жизнь.

Они снимали комнату на самой окраине, в коммуналке. Мама пошла учиться на кондитера, одновременно ей приходилось работать, поэтому возвращаясь поздно вечером домой, она просто падала без сил.

Иру взяли в ближайшую школу. Не слишком благополучную, под стать району. И там тихую деревенскую девочку стали травить. Ведь коллектив давно сложился, а тут такая «белая ворона». Еще и смеет учиться очень хорошо.

Ире пришлось нелегко. Обидные слова еще можно было стерпеть. А вот синяки приходилось прятать. Или врать, что упала с качелей. Свои порванные книги она подклеивала тайком. И держалась, потому что видела, что маме и так слишком тяжело.

А потом наступил переломный момент. Мама получила премию, и купила дочери новый портфель. Красивый, с модными принцессами и стразами. Ира была просто счастлива. И в тот день летела в школу, будто на крыльях. Увы, спустя всего пару уроков, крылья довольно больно обломали.

Одноклассники отобрали портфель. Принцессам пририсовали бороды и усы. Сверху написали неприличное слово. А внутрь вылили пару баночек краски. Ира, сквозь слезы, просила их этого не делать. Но они лишь смеялись… Закинули истерзанную сумку в мужской туалет и кривлялись из-за двери.

Дальше все было словно в тумане. Девочка помнила отдельными отрывками, как она врывается в туалет. Прокусывает главному обидчику ухо. И макает его головой в писсуар. Откуда взялись силы? Отчаянье? Ярость? Остальные были так поражены, что не отважились ее остановить.

Отбить одноклассника смогли лишь прибежавшие директор и завуч.

Потом было унизительное разбирательство в кабинете директора. На маму дружно орал педсостав. Та, как могла, отбивалась. Поставил точку