— Нет. Ничего, благодарю вас. Я только собираюсь немного прогуляться по берегу после завтрака.

— Только не купайтесь, сеньорита. Ни в коем случае. Здесь сильное течение, а вы еще так слабы…

Это было предупреждение, которое Виктория уже слышала вчера. Сегодня она знала, как отвечать.

— Не буду купаться, — легко согласилась она. Констанция кивнула.

— Полежать на песке вам будет полезно. Солнце прогреет ваше тело, а морской воздух вернет румянец. Если хотите, кто-нибудь будет сопровождать вас…

— Я прекрасно себя чувствую, — быстро сказала Виктория.

Экономка улыбнулась.

— Да, я думаю, так оно и есть. Что ж, тогда увидимся за ленчем. Я приготовлю вам салат, омлет и сладкий крем, наверное.

Виктория рассмеялась.

— Или салат, или омлет, пожалуйста. А крема определенно не надо. Моя одежда и так едва налезает после всего двух дней пребывания у вас.

Констанция задержалась у двери.

— Вы слишком худенькая, — сказала она сочувственно. — Немного поправиться вам не повредит.

Как только дверь за ней закрылась, Виктория вздохнула с облегчением. Экономка заботилась о ней, как наседка, отчасти по собственной доброте, отчасти следуя приказаниям Рорка, которые он отдал перед тем, как улететь накануне вечером на вертолете. Но если от ее забот, которыми она, хоть и из лучших побуждений, окружила Викторию, еще можно было ускользнуть, то вечером, когда Рорк вернется, положение изменится.

Властный, самонадеянный, он обращался с ней как с вещью. А что до того случая, когда он обнял ее и земля едва не ушла у нее из-под ног, то у Виктории было достаточно времени поразмыслить над этим. Ничего необычного в том, что она отреагировала именно так, не было. Сотрясение мозга — дело нешуточное. Она слишком слаба, и Рорк — будь он проклят — знал это. Он попросту воспользовался ситуацией, чтобы доказать, будто имеет над ней безграничную власть.

Она и в самом деле была больна, больна настолько, что, услышав детский голос, тут же решила, что ребенок непременно должен быть ее.

Но увы. Виктория криво усмехнулась, вспомнив об этом. Ребенок был не ее. И детектива не понадобилось нанимать, чтобы выяснить это. Она просто отправилась на кухню и, собравшись с духом, прямо спросила у Констанции, не был ли ребенок сеньора приемным.

Экономка посмотрела на Викторию так, словно сотрясение мозга и в самом деле сказалось на ее умственных способностях.

— Приемная? Малышка? Нет, сеньорита, она самая настоящая Кемпбелл. — Печаль затуманила ее черные глаза. — Бедное маленькое дитя. Как грустно прийти в этот мир нежеланным…

Виктория откинулась на спинку стула и вздохнула. Да, подумала она, похоже, так оно и есть. Мать оставила своего ребенка, а у отца, по всей видимости, на нее не хватает времени. Девочка жила словно невидимка. Виктория с тех пор ни разу не слышала ее голоса.

Как это печально для малышки, если ее скрывают в детской. К ней была приставлена гувернантка;

Виктория видела эту женщину несколько раз и пыталась расспросить ее, но та говорила лишь по-испански.

Оставалось неясным, почему же мать девочки, бывшая жена Рорка Кемпбелла, оставила ее. Но и это имело возможное объяснение. Вероятно, ребенок был своего рода залогом при урегулировании дела о разводе. Печально, что и говорить, но такие веши случаются сплошь и рядом.

Виктория снова вздохнула, наблюдая за игрой солнечного света на переплетении бугенвиллей, растущих вдоль террасы. Что бы ни происходило в этом доме, ее это нисколько не касается. Она должна лишь как можно быстрее поправиться и убедить Рорка, что он может спокойно отпустить ее через пять дней. Она должна постараться не вызвать его гнева за это время.

Стайка ярких длиннохвостых попугаев внезапно пролетела над ее головой, их оперение сверкало на солнце, как драгоценные камни. Это были красивые птицы, одно удовольствие наблюдать за ними. Но сейчас они вызвали у нее не слишком веселые размышления. Виктория вспомнила разговор с пожилым садовником, которого звали Хуан. Он с гордостью поведал ей, как появились на острове эти птицы.

— Сеньор Кемпбелл привез их на остров Пантеры, сеньорита.

— Значит, они родились не на этом острове? — спросила она.

Старик отрицательно покачал головой.

— Но что же их удерживает здесь? Почему они не улетают?

Хуан взглянул на нее так, точно она сморозила глупость.

— Остров ведь красивый, верно?

— Да, но…

— У птиц тут есть все, что они пожелают. Здесь они в безопасности, о них хорошо заботятся. Зачем им улетать?

— Ну, а если они захотят покинуть остров, несмотря на все это? — настаивала Виктория так, словно в их беседе был какой-то другой, скрытый смысл.

Хуан пожал плечами и воткнул лопату в землю.

— Они не пытаются. Остров Пантеры слишком далеко от Пуэрто-Рико, а у них слабые крылья. Они бы не смогли преодолеть море. — Он посмотрел на нее и улыбнулся. — Но это не имеет значения. Они не хотят…

— У них нет выбора, вы это хотите сказать? — спросила она язвительно. — Эти птицы здесь как заключенные.

Старик рассмеялся, глядя, как попугаи перелетают через сад, весело щебеча.

— Разве они похожи на заключенных, сеньорита? Нет, подумала она сейчас, глядя, как эти крохотные яркие птицы расселись на газоне, совсем не похожи. Но все же они были пленниками, как и она сама. Не каменные стены создают тюрьму, сказал поэт, и он был прав.

Она поставила чашку, промокнула губы салфеткой и встала. Не было смысла даже просить у Констанции какое-нибудь другое блюдо на завтрак. Экономка лишь посмотрела бы на нее укоризненно и принялась бы мягко журить, напоминая, что сеньор оставил специальные распоряжения относительно ее диеты и что все это для ее же блага.

Настроение Виктории совсем упало, когда она медленно спускалась по широким каменным ступеням, что вели с террасы вниз. Что оставил сеньор, с горечью подумала она, так это инструкции, как содержать и кормить в ее лице самый новый экспонат своего острова Пантеры. Но ничего, еще самое большее пять дней — и она будет свободна.

Виктория подняла глаза к солнцу и прикрыла их, вдыхая смешанные запахи моря и тропической растительности.

— Добрый день, сеньорита, — услышала она приветствие на испанском. — Чудесный день, правда?

Это была горничная. Лючия, а может, Анна. Тут было столько слуг, что Виктория еще хорошенько не разобралась, кто есть кто.

— Да, — вежливо ответила она. — День чудесный.

— Могу ли я быть чем-нибудь полезной, сеньорита? Чего-нибудь прохладительного, может быть…

— Ничего, — быстро проговорила Виктория, смягчая некоторую резкость ответа обезоруживающей улыбкой. — Мне ничего не нужно. Спасибо.