Бред, конечно. Я скорее поверю, что у меня какой-то гормональный сбой. Надо сходить обследоваться... Сдать анализы...

А пока что перед мысленным взором пляшут эротичные картинки, кожа пылает так, будто он действительно прикасается ко мне. И внизу живота уже буквально все сводит и ноет от желания.

Тихо застонав, я позволяю своей ладони соскользнуть по животу ниже, чтобы получить хоть какую-то разрядку.

Выходя из душа в одном полотенце спустя некоторое время, я первым взглядом нахожу свой телефон, что так и лежит на кровати.

Интересно, что он мне написал? И стоит ли читать?

Ой, можно подумать, я смогу от этого удержаться? Лопну же от любопытства.

Вытершись насухо и повесив полотенце сушиться, накидываю на себя любимый халат и подхватываю телефон. Три сообщения.

«Дразнишь?»

Ну-у-у, есть немного, да.

«Ты сейчас думаешь обо мне? Представляешь мои руки на своем теле? Уверен, что да»

И вот откуда такая уверенность? Откуда он знает?

«Скоро я доберусь до тебя и съем, моя коварная Мышка.»

Ой-ой, аж щеки гореть начинают. И сердце, что после душа еще учащенно бьется, припускает теперь еще сильнее. Особенно, когда я замечаю, что Рошад снова что-то пишет.

«Как душ?»

И я буквально представляю, как он лукаво щурится, улыбаясь уголочком губ. Всезнайка.

«Хорошо», — пишу в ответ.

«Со мной будет лучше».

Многообещающе. Но слишком уж... преждевременно. Не может же он иметь в виду, то что я подумала. Или может?

«Будет?» — и удивленный стикер.

«Даже не сомневайся», — получаю я ответ.

М-да. Это очень волнительно, конечно, но вызывает здравые опасения. Просто... Так разве бывает? Разве западают богатые крутые и таинственные иностранцы на таких, как я? Да еще так стремительно и сильно, как он показывает.

Нет, я не считаю себя некрасивой. Я вполне симпатичная и привлекательная, если правильно себя подать. Но тем не менее не его поля ягода. Я в общем-то... обычная. Хотя... может и не совсем обычная, но уж точно не из тех гламурных куколок, что обычно привлекают таких шикарных мужчин. Меня все считают странной ботаншей и заучкой.

Я никогда не стремилась привлекать мужское внимание, наоборот чаще всего его избегаю. И отношений избегаю, да. Хоть и понимаю, что это не совсем правильно.

Вот мама бы на моем месте не терялась, и вмиг бы прикарманила бесхозного обаятельного и привлекательного. На пару лет, пока не наскучит.

Но я ведь не моя мама, и никогда ею не буду. Уж точно постараюсь. И вот это вот стремительное развитие событий меня напрягает. И напор его меня тоже напрягает. Заводит, конечно, но напрягает.

«Это... странно», — спустя пару минут все же отвечаю я.

«Что именно?»

Он еще спрашивает.

«Все это. Почему я?»

Проходит минута, за которую я дважды порываюсь удалить свое сообщение. Но оно уже все равно прочитано. Рошад наконец начинает что-то писать.

«Так случилось, что тебе встретился я. И для меня ты оказалась особенной. Потому все это с тобой и происходит Остальное объясню со временем. Сейчас, прости, не могу»

Я немного не о том спрашивала, но такой ответ заставляет задуматься. И вызывает еще больше вопросов. Что он имеет в виду? Как-то это... мистично даже звучит. Ох, опять мое воображение шалит.

Я бы подумала, что он нарочно нагнетает напряжение и таинственность, но зачем ему это? Не пацан ведь, чтобы понтоваться. Да и мои собственные ощущения нельзя сбрасывать со счетов. Ну реально ведь что-то странное творится. Наши с профессором исследования чего только стоят.

А с другой стороны мужчина ведь идет на контакт и готов к диалогу. Может, удастся еще что-то у него выспросить?

Надо подумать.

Крутя в голове возможные варианты сообщений и перечитывая всю нашу переписку по новой, иду к шкафу, чтобы переодеться ко сну. Открываю дверцу, не глядя тянусь к вешалке, на которой должна висеть моя любимая шелковая пижама, и... не нахожу ее. Нахмурившись, поднимаю взгляд. Вешалка есть. А пижамы нет.

И вот тут мне становится страшно.

Куда она подевалась? Я точно ее тут вешала.

Лихорадочно озираюсь по сторонам, ища злополучную вещицу и чувствуя, как сердце громыхает в груди и начинает шуметь в ушах.

На полках нет. Оборачиваюсь к кровати. Нет, там не оставляла. Я переодевалась уже после того, как убрала ее утром. На кресле нет... Обратно возвращаюсь к шкафу и уже дрожащими руками тяну на себя ящик с бельем. Может тут? Пожалуйста, пусть я забыла об этом.

В ящике полный бардак. Мое аккуратно сложенное по цветам и комплектам белье валяется, как попало одной кучей. Судорожно всхлипнув, я отшатываюсь назад, зажимая рот ладонью.

В квартире кто-то был.

Керуш.

Может... может, это он?

Зачем, ему рыться в моем белье, не знаю. Но лучше пусть это будет тот, кого я сама сдуру пустила, чем кто-то другой, сумевший войти, пока меня не было.

Что делать? Что делать? Хочется орать. Но... правильнее будет... убедиться. Да. Убедиться.

Пальцы, сжимающие телефон, кажется, свело судорогой. И мне с трудом удается разжать их. И еще большего труда стоит написать новое сообщение.

«Керуш мог рыться в моем белье?»

Прочитано. И в тот же миг телефон в моей руке начинает звонить.

— Алло, — отвечаю я, как только у меня получается принять звонок. Голос дрожит Да и меня всю колотит.

Это же треш какой-то! Кому понадобилось мое белье? И зачем? Даже предполагать гадко.

— Что случилось, Мишель? — требовательно интересуется Рошад.

— Я не знаю. Но у меня пропала пижама из шкафа. И в белье кто-то рылся. А в квартире никого не могло быть кроме Керуша, которого я сама пустила проверить, все ли в порядке, — скороговоркой выпаливаю я.

И в ответ слышу что-то очень замысловатое и эмоциональное на незнакомом языке. Матерится, что ли?

— Мишель, быстро одевайся и будь готова выйти, как только я скажу? Ни в коем случае никому не открывай. Я уже еду. Не бойся, малышка. Все будет в порядке. Тебя охраняют мои лучшие... люди.

Уйти из своей квартиры? Почему? Все настолько страшно? Мне не хочется никуда ехать на ночь глядя. Но... если оставаться опасно, то придется.

Кладу телефон на тумбу рядом со шкафом, включаю громкоговоритель и принимаюсь выполнять его распоряжение. То есть искать себе одежду и одеваться.

— Знаешь, я привыкла считать, что «Не бойся» как и «Не волнуйся» говорят именно тогда, когда нужно бояться и волноваться, — сообщаю я, роясь в шкафу, лишь бы что-то говорить. Молчание в данной ситуации точно не поможет мне успокоиться. Так я хоть не чувствую, что одна.