– Потом к нам на каникулы приехал из Вологды наш двоюродный брат Коля. Он едва в дом вошел, сразу спросил, почему у нас пахнет псиной. И вот однажды вечером, когда родителей не было дома, мы с ним залезли на чердак. Было темно, но свет из соседних домов позволял нам видеть все, что находилось на чердаке. И вдруг что-то большое шевельнулось в углу… – Зинаида Самсоновна сделала «страшные глаза», и следом округлились глаза у Анны Викторовны и Верочки.

– В углу сидела та самая огромная собака, которая нам снилась. Она сделала несколько шагов, и свет из чердачного окна упал на ее морду!

Вера невольно вскрикнула.

– Это невозможно описать словами, – продолжила Зинаида Самсоновна. – Морда у нее была полусобачьей, получеловеческой. То есть лицо с собачьими чертами, но человеческим выражением, как будто собака хитро, ехидно улыбалась. Она даже чуть приоткрыла пасть, или рот, а в глазах у нее было что-то очень недоброе, звериное. Мы смотрели на нее секунд пять, а потом она поднялась на задние лапы… и засмеялась!

Анна Викторовна, сглотнув, перекрестилась.

– Так это… взаправду случилось? – Вера наконец решилась задать этот дурацкий, в общем-то, вопрос.

– А то как же! Собака на задних лапах побежала в темный угол и исчезла. Навсегда. Больше мы ее никогда не видели.

Тогда Анна Викторовна, беспрестанно крестя рот и запивая рассказ остывшим чаем, рассказала, что слышала от бабушки историю, как некогда местный помещик решил обменять крепостных на несколько охотничьих собак, да, точно: на них он выменял борзые три собаки… Так вот, в числе тех несчастных оказался подросток, чья мать была колдуньей, к ней все еще младенцев приносили «родимчик» лечить. А что, такие вещи в народе долго помнятся… Сына своего, променянного на собаку, она больше никогда не видела, но прежде чем умереть, наложила на помещика проклятие. Тот после смерти блуждал в образе собаки и не мог обрести покоя…

– А дом тот сохранился? – переведя дух, Вера спросила у Зинаиды Самсоновны. Ее не отпускало видение собаки с плоским лицом, которая давеча крутилась на школьном дворе.

– Нет, снесли еще при советской власти!

Товарки ее почему-то очень развеселились. Может быть, просто кончился рабочий день, и можно было наконец идти домой. Напоследок Анна Викторовна и Зинаида Самсоновна напомнили Вере, что завтра педсовет, на котором будут разбирать поведение Твороговой, этой девятиклассницы с пирсингом, которая пришла в школу в таких джинсах, что вся задница наружу. Присядет – и глядеть срамно. Ладно, бывает, что трусы торчат, так ведь тут голая задница из штанов вываливается!..

Где-то на полпути к дому, посреди деревянного тротуара, Веру обогнала парочка пятиклассников-тимуровцев, которые дружно несли куда-то двуручную пилу. Со стороны монастыря навстречу им двигались паломники с блаженными, почти иконописными лицами. И Вера невольно удивилась, внутри какого странного симбиоза протекает ее жизнь. Хотя жизнь – это ведь что-то осмысленное, а все творящееся вокруг как раз весьма быстро теряло смысл, кроме разве что кедров в монастырском кедровнике, которые с равнодушной стойкостью встречали первые заморозки. Только перемены погоды представляли для них какую-либо значимость. И вот, проходя мимо монастыря, Вера невольно подумала, а каково это – быть кедром, пробиться к свету из маленького зернышка, потом набирать рост и силу в течение трехсот лет, при этом не видя и не слыша мир. Но может быть, деревья все-таки как-то видят, не имея глаз. Ведь мы же видим сны, когда закрыты глаза.

У ворот монастыря молодая монахиня с бледным невыразительным лицом кормила отходами небольшую рыжую собаку, приговаривая: «Ешь, пока пост не начался». Из-за резной ограды, пребывая в полной безопасности, за трапезой ревниво наблюдали монастырские коты Сахарок и Уголек, известные Вере по рассказам учительниц, частенько навещавших монастырские службы.

Завидев Веру, монахиня доброжелательно ей кивнула – с учителями в городке здоровались практически все, – а потом будто пожаловалась:

– Собак-то нельзя нам держать, а я их так люблю – мочи нет.

И тут собака, насытившись, наконец подняла морду: а с кем это ее благодетельница беседует. Это была та самая собака с плоским лицом, которая тогда испугала – да, испугала! – Веру!

– Огонек, – с улыбкой произнесла монахиня.

– Что? – вздрогнула Вера.

– Это Огонек, его все подкармливают как могут.

– А почему у него такое… такая странная морда?

– Известная история, – с той же легкой улыбкой ответила монахиня. – Мать у него была французская бульдога, такая… с плоской мордахой, на старушку похожа….

– А, ну да.

– Так вот однажды эта бульдога неожиданно щеночка родила. Причем такой крупный оказался щеночек, что померла родами собачка, отец-то приблудный какой-то был, естественно. Сами знаете, как оно бывает…

В этот момент Вере показалось, что монахиня говорит уже не о собачке, а о себе.

– …собачка родами померла, а хозяйке разве нужен байстрюк, да еще с виду совершенное чучело?..

Огонек гулко булькнул в ноздри, будто соглашаясь.

– Себе, может, возьмете? – предложила монахиня. – Очень добрый пес, иногда будто даже улыбается.

Кривоногий Огонек глядел на Веру недоброжелательно.

– Нет, я собак боюсь, – Вера с каким-то даже отчаянием замотала головой и быстро зашагала прочь. Оглянувшись на перекрестке, она заметила, что Огонек трусит за нею. Однако переходить улицу он все же не пожелал. И вдруг Вера поняла, что весь путь от монастыря до перекрестка про себя повторяла фразу: «На них он выменял борзые три собаки…»

Педсовет начался традиционно. В учительской педагоги расселись по стенкам, заранее надев серьезно-осуждающие лица. Творогова, притулившаяся в уголке, нервно наматывала на палец иссиня-черную прядку крашеных, пережженных волос. На ней были те самые джинсы с низкой посадкой, наверняка напяленные из вредности. Вера неожиданно поймала себя на слабой надежде, что им все-таки не придется разбирать поведение девятиклассницы Твороговой, потому что она просто глупая девчонка. Может, лучше было просто шепнуть ей наедине: «Зачем ты носишь такие джинсы? Тебе не идет». Ведь действительно джинсы сидели на ней топорно, только подчеркивая жирные ляжки и живот, который нависал над ремнем. Личико у нее при этом было весьма хорошенькое, хотя и простоватое. Лет сто пятьдесят назад, когда крестьянским девушкам полагалось пребывать в добротном теле, считалась бы красавицей. Но кто сейчас думал об этом?

– Творогова позорит облик российского школьника! – неожиданно, как бы из-за такта, начал Тимур Петрович.

Вера успела подумать, насколько правильно выражение «позорить облик». Разве можно позорить облик? Или, может, облик сам кого-то позорит? Однако Тимур Петрович тем временем продолжал:

– Перед подрастающим поколением стоит задача приобретения навыков здорового образа жизни…