– Арлена больше нет, – сказала Лиша. – И Рожера. Люди поймут, что никакой я не Избавитель, когда увидят, сколько наделала глупостей.

– Никто ничего подобного не увидит, – отмахнулся Гаред. – Сломленный люд стекается в Лощину, ищет Избавителя, но первым делом встречает кого? Лишу Свиток, которая берет его под крыло.

Лиша покачала головой:

– Первым встречают тебя, Гар.

– Да, на дороге – возможно, – согласился Гаред. – С лесорубами они чувствуют себя под защитой, но безопасность это еще не ночлег и не сытое брюхо. Безопасностью не вылечить вспоротых. Безопасностью никого не одеть и не вернуть к труду. Не подарить людям новую жизнь, не успеют они смириться с потерей старой. А ты это делаешь, Лиш. Хватит есть себя за это поедом.

– Есть себя поедом? – переспросила Лиша.

– За то, что ты жива, а Рожер – нет, – пояснил Гаред. – За то, что пришлось перебить красийцев, явившихся убивать герцога. Отравила прошлым летом шарума, чтобы на нас не напали. Поимела демона пустыни. Все, что ты делала, было ради людей, каждый раз. Не для себя и не во имя зла. Хорош твердить себе, будто все наоборот.

Лиша смотрела на Гареда, пытаясь возродить в памяти годы их детской влюбленности и юношу, которого она ненавидела столько лет. Мужчину, который погубил ее репутацию и, может статься, всю жизнь. Стоявший перед ней человек был и тем и другим и в то же время никем из двоих. Ошибки молодости вывели их обоих на новую стезю.

Она была тернистой, но неизбежно сделала обоих самыми могущественными людьми в графстве Лощины.

И где-то по пути он стал Лише как брат. Даже сейчас он оставался тугодумом-быком, но человеком был хорошим, и она все же любила его. Лиша взяла Гареда и Розаль за руки:

– Я искренне рада за вас обоих.

Ночь! – Раген резко остановился, когда густые леса по обе стороны от меченой дороги вестников неожиданно кончились. Сумерки наступали, но было еще светло. – Мы проезжали здесь меньше года назад, и лес тянулся на много миль.

– Топоры лесорубов взлетают ночью и днем, – сказал Терн.

Мальчик шел пешком и ухитрялся не отставать от лошадей.

Раген, даже сидя в седле, чувствовал исходивший от Терна смрад. Элисса приучила парнишку мыться, но весь свиной корень, который тот съел, перешел в его пот. Вонь хранила его в ночи от демонов, но выставляла напоказ перед людьми.

– Они не просто расчищают местность, – заметила Элисса. – Выросли целые города.

– И великие метки, – подхватил Терн. – Лощина недрилам не по зубам.

– Хвала Создателю! – вздохнула Элисса. – Я выехала из Милна, чтобы хоть раз увидеть, что такое открытая ночь. Теперь сыта по горло. Я созрела для стен, ванны и пуховой перины.

– Стены расслабляют, – сказал Терн. – Забываешь о том, что снаружи.

– Осмелюсь возразить, что лично я припоминаю без труда, – ответил Раген.

Они уже не первую неделю ехали из Лактона по заброшенным путям вестников. У Рагена были карты, однако, с тех пор как проложили большую дорогу, многие старые тропы превратились в болота.

Но на дороге было слишком опасно. После битвы при Доктауне красийцы выслали войско для захвата монастыря Новой Зари. Тот был самым надежным местом, какое знал Раген, не считая самого Лактона. Они с пастырем Алином надеялись продержаться несколько недель, но даже высокие стены не стали препятствием для оснащенных лестницами красийских штурмовиков. В первый же день наверху завязался рукопашный бой, и им пришлось бежать в доки.

Красийские приватиры преследовали их много миль, но не могли сравниться быстротой с капитаном Делией и «Плачем шарума». Погоня надолго пропала из виду, и они двинулись на север, к крошечной рыбацкой деревушке, откуда можно было взять курс обратно на Милн.

Красийцы захватывали все селения у дороги вестников, и Раген распорядился ехать окольными путями по бездорожью через окрестные хутора и по тропам, от которых осталось немногим больше смутного воспоминания. В пути они налаживали полезные связи и при первой возможности слали донесения Юкору, хотя только Создатель знал, достигло ли хоть одно цели.

Они приблизились к первой великой метке, и Раген покачал головой:

– Я помню время, когда Лесорубова Лощина была хутором на триста душ, даже меньше. Сейчас, по некоторым прикидкам, здесь сотня тысяч жителей.

– И все благодаря Арлену, – сказала Элисса.

– Вы правда его знали? – спросил Терн. – Меченого?

– Знали? – Раген рассмеялся. – Да мы его, можно сказать, вырастили. Он нам как сын. – Терн поднял на него глаза, и Раген, нагнувшись, потрепал его по плечу. Терн вздрагивал от прикосновений, но это позволил и даже чуть подался к Рагену. – Как и ты теперь, Терн.

– В другой жизни ты мог бы назвать его братом, – выдавила Элисса. – Но Арлен погиб.

– Нет, – бросил Терн.

– О чем ты, парень? – спросил Раген.

– Его видели, – сказал Терн. – Когда красийцы пришли впервые. Он был на дороге, помогал.

– Это домыслы, – возразила Элисса.

Раген взял ее за руку:

– Пьяные байки, Терн.

Тот замотал головой:

– Люди разные, места разные, а говорят одно. Рисовал в воздухе метки, а недрилы взрывались огнем.

– Ты думаешь… – начала Элисса.

– Не удивлюсь, если так, – подхватил Раген, хотя сам не смел верить в чудо. – Этот малый слишком упрям, чтобы умереть.

Элисса прыснула сквозь слезы.

Вдруг она встрепенулась:

– Слышите пение?

– Вон там. – Раген смотрел в дальнозор, но то, что он видел, для Элиссы терялось в сумраке.

– Что это? – спросила она.

Раген передал ей дальнозор:

– Похоже на похоронную процессию.

Элисса различила игравшего на скрипке жонглера, а по бокам от него пели две красийки в красочных одеяниях. Позади шествовали рачитель и изысканно одетая женщина, за которыми следовали слуги и восемь лесорубов с деревянными носилками на широких плечах.

За ними шли сотни людей и подтягивались новые. Во главе их шагала труппа жонглеров в пестрых нарядах.

– Впереди жонглер, – сказала Элисса, снова направив дальнозор на первый ряд. – Может, это товарищ Арлена? Скрипач-чародей Рожер Восьмипалый?

– Если только Арлен не уточнил, что Восьмипалый – женщина с двумя здоровыми руками, – ответил Раген.

Элисса присмотрелась и поняла, что он прав. В первой тройке шли только женщины.