Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пока он говорил, я чувствовал огромное напряжение, но тем не менее я вытерпел – позволил ему высказаться. «Закончил?» – спросил я его. «Да», – ответил он самодовольно. «Хорошо, тогда давай теперь поговорим о тебе», – сказал я.
И я все рассказал перед командой: кем он был, что он сделал – все, что я знал о нем. Я предпочитаю быть наркозависимым, как бы это ни было больно, чем корыстным человеком или плохим другом. Про плохого друга я говорю из-за истории, после которой я отдалился от этого человека и с помощью которой сформировал у остальных представление о настоящем Пассарелле. Когда он был в Европе, все говорили о том, что он ездил в Монако, чтобы встретиться с женой своего товарища из сборной Аргентины. Пассарелла поступал так, а потом в раздевалке «Фиорентины» рассказывал об этом как о подвиге! Я узнал об этом от Пекки, говорившем: «Он не может делать такие вещи и тем более рассказывать о них всем подряд, Диего!» На самом деле его почти никто не выносил.
В итоге разразился скандал, большой скандал! Потому что в той сборной, надо сказать, было две группы. С одной стороны – те, кто поддерживал Пассареллу, его банда. В нее входили Вальдано, Бочини и еще несколько человек. Пассарелла промыл им мозги, и поэтому они говорили, что мы опоздали, потому что принимали наркотики и все такое. Конечно, те, кто принимал наркотики, были мы, моя группа.
Тогда я сказал ему:
– Хорошо, Пассарелла, я признаю, что принимаю, хорошо…
Вокруг нас – гробовая тишина.
– Но здесь дело в другом: я ничего сейчас не принимал. Ничего я сейчас не принимал! А ты к тому же впутываешь других людей, ребят, которые были со мной… И они тут ни при чем, понял, болтун?
Единственная правда заключалась в том, что Пассарелла сеял раздор и придумывал невесть что, вставлял нам палки в колеса. Он хотел завоевать команду, с тех пор как потерял место капитана и позиции лидера, ему это было как кость в горле. Пассарелла был хорошим капитаном, я всегда говорил. Но я сам его сместил, поскольку великим капитаном, настоящим капитаном, был, есть и будет Диего Марадона.
После этого Пассарелла постоянно вовлекал меня в неприятности. Он уцепился за Вальдано, очень умного типа, которого все слушали, – даже я мог находиться с ним несколько часов подряд, и не вставить ни единого слова, – и вбил ему в голову, что я всех подсаживал на наркотики. Я всех подсаживал на наркотики! Тогда я встал посреди того собрания и от своего имени, а также от имени всех моих товарищей закричал:
– Здесь никто не принимает, старина, никто!
И я клянусь своими дочерьми, что в Мексике мы ничего не принимали.
Поэтому, когда Вальдано пришел ко мне за объяснениями, его голова была забита тем, что ему рассказал Пассарелла про наркотики. Он также собирался прочитать мне лекцию, утверждая, что я не могу делать того, этого, пятого и десятого… Я сразу его перебил и сказал:
– Остановись, Хорхе, черт бы тебя побрал! Ты на чьей стороне? Получается, слова Пассареллы – правда, а мои нет?
На что Вальдано ответил:
– Ну хорошо, расскажи мне.
Но я уже успокоился:
– Нет, подожди, давай устроим еще одно собрание.
Мы пошли в столовую, потому что на базе не было другого места, где мы могли бы поговорить. И на том собрании, в присутствии Пассареллы, я рассказал все, что знал о нем, и снова воцарилась глубокая тишина. Он уже не реагировал. Куда ему там реагировать, если у него было реакции меньше, чем у полена! Пассарелла не знал, что мне достали распечатку международных звонков, которые должны были оплачивать все мы, но в действительности звонил только он.
– Посмотрим, раз такое дело… Две тысячи песо за телефон, которые мы должны заплатить в складчину, потому что никто не берет их на себя, чьи это звонки?
Никто не возмутился и не ответил, некоторые смотрели в пол… Стояла полная тишина. Пассарелла не знал, что в те времена у телефонных счетов в Мексике имелась маленькая особенность: они приходили с номерами… И на тех счетах стоял номер этого сукиного сына! Он зарабатывал два миллиона долларов и жмотился из-за двух тысяч.
Тогда все взорвалось. Потому что я мог заплатить, и если бы захотел, то я бы все оплатил один, но у Пассареллы тоже были деньги, а он заставлял нас скидываться на то, чтобы оплатить его счет. И пребывал в уверенности, что мы его не разоблачим. «Слушай, Пассарелла, обрати внимание: здесь все звонки твои. Нет ни одного моего звонка в Неаполь, ни одного звонка Вальдано в Мадрид, ни одного звонка никуда больше… Они все твои».
И тогда команда перешла на мою сторону. Рядом с нами находился монстр – тип, который зарабатывал два с половиной миллиона песо и хотел заставить нас оплатить его расходы. Монстр, наглец. В тот день соотношение между «марадонцами» и «пассарельцами» стало 21 против 1. Эль Боча разговаривал с ним, но он был немного не в себе… Все остальные – на моей стороне. Представь себе, Браун, даже команды не было у этого типа… Ислас, Пумпидо, даже Селада в очереди стояли, чтобы его ударить.
Пока не выскочил Вальдано и не закричал Кайзеру: «Ах ты, дерьмо!»
И все сломалось. Тогда у него началась диарея, месть Монтесумы, хотя на самом деле она была у всех нас. Потом у него было растяжение и он уже не играл на чемпионате, вот правдивая история. Тогда команда поняла, что Пассарелла не хотел играть.
И я клянусь своими дочерьми, что в Мексике мы ничего не принимали.
Мы сходили навестить его, чтобы составить ему компанию и даже поиграть с ним в карты, поскольку он плохо себя чувствовал, хотя нам всем было плохо. Я спрашивал у Паскулли: «Как ты ходишь в туалет, Педрито?» И он отвечал: «Постоянно бегаю». И так все. Пассарелла этим воспользовался. Ему сделали прививку, привезли через два
