Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот сволочи! — геолог сжал кулаки. — И чего неймётся. Я же сразу сказал, что не нужно мне это место! Хотите — забирайте! Но нет, интригуют, плетут заговоры. Тьху! Ладно, это наши дела. Чего говоришь, у тебя на Песню года взяли?
— Эти две, — распечатки с текстами у меня были под рукой, на всякий случай, так что я тут же показала Георгию Антиповичу слова. — Вообще таких песен, на революционную и спортивную тему у меня на пару пластинок хватит. Мусей-пусей побольше будет, тут не спорю, но их и не запоминает никто. А вот эти, они на века!
— Ну с веками ты хватил, но что-то в них есть. — кивнул Евсеев, взяв себя в руки. — Пойдёмте, молодой человек. Две минуты вышли, да и начинать пора. Не будем заставлять уважаемых товарищей ждать. И извини. Погорячился.
— Я вас понимаю, сам не в восторге от современной эстрады. — прозвучало это двулично, но что поделать, был бы я настоящий поэт, тогда совесть ещё бы проснулась, а так спала крепко и беспробудно. — Но что поделать, людям иногда надо и отвлечься от классовой борьбы и просто отдохнуть. Да и нет там никакой похабщины. Простенькие танцевальные композиции, чтобы не задерживались в голове, пока тело двигается.
— Воспитывать должны любые песни, молодой человек, — покачал головой Георгий Антипович. — Не зря классики говорили про разумное, доброе, вечное. А забивать головы людей бессмысленной жвачкой дело нехитрое, но совершенно неблагодарное. Мы растим нового человека, человека будущего! Коммуниста, которому будут открыты все дороги! И как это сделать если у него в голове будет одно тыц-тыц-тыц⁈
— А вот не скажите, Георгий Антипович, не скажите, — к дверям мы подошли под ошарашенными взглядами всех присутствующих, даже Цемель смотрел на меня как на второе пришествие Христа. — Через такие вот песенки можно и нужно работать с молодёжью. Это не просто да, как и подать любую сложную вещь простым языком, но всё равно, какие-то базовые вещи о любви, верности, дружбе, справедливости, вполне можно донести. Не скажу, что у меня это прям получилось, поэтому я всегда открыт критике старших товарищей, но я старался.
— А я и покритикую! — Евсеев, не обращая внимания на остальных распахнул дверь. — Идём! Я всё скажу!
— Только после вас, — старших я уважал, особенно таких на чьих книгах я вырос. Главное было не уточнять, что это случилось в прошлой жизни и книги я брал в тюремной библиотеке, не отличающейся особым выбором, но мне правда они понравились. — Прошу, товарищи!
Мой прогиб был, что называется, засчитан. Маститые писатели оценили, что пацан не стал лезть поперёк батьки, а уважил старших, придержав для них дверь. Идущий последним Иосиф Эмильевич кивнул, мол, всё правильно сделал, но ничего говорить не стал. Да и незачем, хоть было видно, что его удивило моё знакомство с творчеством Георгия Антиповича. Такого он от бывшего гопника не ожидал. А я лично был доволен что познакомился с отличным автором. Пусть даже ему мои стихи не понравились. Я что виноват, что у нас не могли сочинить получше⁈ Пусть спасибо скажет, что я Инстасамку решил не трогать. А то научил бы советских детей, что за деньги — да!
Заседание началось скучно. Сначала не хотели пропускать Иосифа Эмильевича, апеллируя к тому, что он не член Союза Писателей, но, когда я немного упёрся, без наглости, но с тем, что Цемель тот, кто дал мне путёвку в жизнь, согласились, что его присутствие оправданно. Потом председатель Новосибирского отделения, Борис Хаимович, толкнул коротенькую речугу, минут на сорок не больше, чья суть сводилась к тому, что надо давать дорогу молодым и талантливым и как нам всем повезло, что в одном городе с нами живёт такой парень. Можно сказать практически гений! Я даже сам заслушался, так меня ещё никто не славословил.
Но справедливости ради, когда я снял куртку, сверкнув россыпью наград на пиджаке, писатели впечатлились. Нет, они и сами могли похвастать орденами и медалями, тот же Орден Ленина не был среди заслуженных чем-то необычным. У того же Евсеева кроме него имелось два Ордена Трудового красного знамени и медаль «За доблестный труд в период Великой Отечественной». Но мне-то было всего шестнадцать, а на груди уже орден «За личное мужество» и «За спасение людей на пожаре».
Впрочем, даже это не остановило Георгия Антиповича, пусть накал критики он всё же снизил. Да и выражения выбирал куда осторожнее. В итоге получилось неплохо. Я согласился с критикой, посыпал голову пеплом и пообещал исправиться. Зато к стихам о спорте, труде и революции вопросов не было, так что закончилось всё на позитивной ноте. Правда, тем, кто хотел подставить Евсеева было совсем не весело.
Теперь не получалось выставить его в плохом свете, наоборот, критика считалась явлением положительным, особенно когда старший, опытный товарищ поучал младшего, покорно соглашающегося с его словами, но это были уже не мои проблемы. Я получил удостоверение члена Союза Писателей, значок, пожал руки членам комиссии, уговорил их отправиться на банкет, который организовал Иосиф Эмильевич в одном из лучших ресторанов города, причём моё присутствие даже не требовалось. Наоборот, зачем молодёжь будет мешать старшим товарищам отдыхать. Я был совсем не против, сидеть с поддатыми мэтрами как по мне удовольствие ниже среднего, хотя с тем же Евсеевым я бы пообщался в спокойной обстановке. Но разве в ресторане дадут это сделать?
В итоге все остались довольны. Цемель шустро организовал трансфер, появившиеся деньги позволяли не экономить, а я в который раз мысленно поблагодарил Льва Ивановича, что нас свёл вместе. Без его помощи провернуть такое мне было бы в разы труднее. Нет, я бы смог, благо нужный опыт имелся и весьма обширный, но одно дело, когда этим занимается пожилой и заслуженный человек, знакомый со всеми нужными людьми, и совсем другое — когда молодой пацан, которого никто не знает. Второй тоже может что-то сделать, но сил и средств у него уйдёт на порядок больше.
И лишь когда последний