Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Короче говоря, казалось, опасность миновала.
* * *
Не прошло и месяца с начала первого семестра в ЛШЭ, Майк снова встретился с Китом Ричардсом, и они возобновили беседу, одиннадцать лет назад прерванную на игровой площадке уэнтуортской началки.
Второй величайший рок-дуэт в истории мог бы и не сложиться, если бы Майк или Кит проснулся на пять минут позже, опоздал на автобус, задержался купить пачку сигарет или батончик «Марс». Встреча состоялась на станционной платформе в Дартфорде, где они оба ждали поезда: Майк сойдет на Черинг-кросс, Кит — четырьмя остановками раньше, в Сидкапе, где он учился теперь в художественном колледже.
С семи лет, после той дискуссии о ковбоях и гитарах, они мелькали друг у друга на орбитах, однако не дружили. Когда Джаггеры жили на Денвер-роуд, в центре Дартфорда, Кит обитал на Частиллиан-роуд, буквально на соседней улице. Их матери ненавязчиво приятельствовали и, встречаясь в городе, обменивались новостями. Но сами они после Уэнтуорта встречались лишь раз — однажды летом, перед дартфордской библиотекой: Майк в каникулы торговал мороженым, Кит его узнал, подошел и что-то купил. В тот раз беседа оказалась еще короче, хоть и была пророчески размечена мельканием вываленного языка.
Теперь они, восемнадцатилетние, ждали поезда на перроне в ежедневной толпе офисных рабов, и не бывало на свете более непохожих людей. Майк — типичный студент среднего класса: бежевый шерстяной кардиган, черно-желто-лиловый полосатый шарфик ЛШЭ. Кит — тоже, говоря формально, студент — старался походить на студента как можно меньше: потертые синие джинсы, короткая куртка, сиреневая рубашка. По меркам 1961 года, малоприятная помесь тедди-боя с битником.
Кит мигом узнал Майка по губам, Майк Кита — по костистому лицу и торчащим ушам, едва ли изменившимся со времен коротких штанишек. Так вышло, что у Майка с собой были два альбома, только что присланные чикагской студией «Чесс», — «The Best of Muddy Waters» и «Rockin’ at the Hops» Чака Берри. «Для меня, — вспоминал Кит, — то были сокровища капитана Моргана. Я подумал: „Я тебя знаю. А то, что у тебя под мышкой, хорошо бы украсть“».
Короче говоря, когда пришел поезд, они поехали вместе. Поезд грохотал кентскими пригородами, а они между тем обнаружили, что у них много и других общих идолов — целая толпа, почти такая же плотная, как та, что читала газеты и болталась на поручнях в вагоне: Сонни Бой Уильямсон… Джон Ли Хукер… Хаулин Вулф… Вилли Диксон… Джимми Рид… Джимми Уизерспун… Т-Боун Уокер… Литтл Уолтер…[53] Не скупившийся на мелодраму Кит позднее сравнивал этот эпизод с мрачнейшим блюзовым мифом, вспоминал Роберта Джонсона, что пришел на свидание к дьяволу и, подобно Фаусту, продал душу за умение ангельски играть: «Мы сидели в поезде, и это было… будто мы заключили сделку, сами того не зная, как Роберт». Поезд подошел к Сидкапу, а Кит так увлеченно переписывал номера с Майковых пластинок, что едва не пропустил остановку.
Не просто музыка жила в крови у Кита (где обречена была жестоко соперничать с другими, более сомнительными компонентами) — он сам был как будто из гитарной древесины. И снова Кент тут особо ни при чем. По материнской линии Кит происходит от французских гугенотов, протестантов, от преследований бежавших с католической родины и нашедших приют на Нормандских островах. Музыкой он обязан в основном деду по матери, Теодору Огастесу Дюпри, руководившему чередой полупрофессиональных оркестров и игравшему на многочисленных инструментах, в том числе на фортепиано, саксофоне, скрипке и гитаре. Одна из величайших радостей Китова детства — которых в целом было поменьше, чем у Майка Джаггера, — поездки с «дедой Гасом» в музыкальный магазин Айвора Майрантса[54] в лондонском Вест-Энде, где прямо на месте изготавливали гитары на заказ. Иногда Кита пускали в мастерскую, где он наблюдал, как вытачиваются пленительные силуэты, и вдыхал ароматы свежераспиленного розового дерева, канифоли и лака — самые пьянящие, невзирая на жесткую конкуренцию, наркотики в его жизни.
Он был единственным ребенком, а родители его — прямой противоположностью родителям Майка. Отец Берт Ричардс, суровый интроверт, долгими сменами изнурительно вкалывал контролером на заводе по производству электроламп, и на то, чтобы быть авторитетом и ролевой моделью, как Джо Джаггер, у него не оставалось сил. Мать Дорис ни капли не походила на Еву Джаггер — она была жизнерадостная, здравомыслящая женщина, ужасно баловала сына, обожала музыку, и вкусы ее отличались эклектичностью — от Сары Вон[55] до Моцарта. Моя тарелки за сыном, она на полную громкость включала радио и звала его «послушать эту блюзовую ноту!».
Дорис не желала заставлять Кита ходить по струнке, никакие школьные санкции не помогали, и в результате умный восприимчивый мальчик считался неисправимым тупицей. К тринадцати годам его сочли в смысле учебы безнадежным и отправили в Дартфордскую техническую школу, — может, обучится там какому-нибудь полезному ремеслу. Школа располагалась в Уилмингтоне, и по утрам и вечерам дорожки Кита и Майка, ходившего в Дартфордскую среднюю, пересекались, хотя оба понятия о том не имели. В Дартфорской технической Кит ловил ворон и срывал уроки, и спустя два года его исключили, не выдав ни единого сертификата сантехника или каменщика.
Сидкапский художественный колледж — учебное заведение паршивее некуда. В ту эпоху даже в мельчайших английских городишках водился собственный колледж или школа искусств в псевдоготическом викторианском здании — привычный городской атрибут, вроде библиотеки или бассейна. Туда принимали любых школьных недоучек с минимальными художественными склонностями — то есть недотеп, которые недотягивали до университетских стандартов, но ленились найти работу. С пятидесятых в художественных школах находили к тому же приют юнцы, уверенно двигавшиеся в тупик по причине своей одержимости рок-н-роллом. Кит вступил в это нечаянное братство, куда на том или ином этапе входили Джон Леннон, Питер Таунсенд, Эрик Клэптон, Ронни Вуд, Рэй Дэвис, Сид Барретт и Дэвид Джонс, впоследствии известный как Боуи.
Будучи подростком из рабочей семьи, он сполна пережил первую волну рок-н-ролла, а не ждал, как буржуазный Майк, пока рок-н-ролл станет попристойнее. Его давным-давно подкосила общегосударственная гитарная лихорадка, занесенная Элвисом Пресли, — спасибо «деде Гасу» и умельцам у Айвора Майрантса. Первую гитару ему за семь фунтов купила любящая мама — из своей зарплаты в дартфордской пекарне. Петь он умел — он даже пел сопрано в сборном хоре на коронации, — но мечтал быть как Скотти Мор, соло-гитарист в трио, аккомпанирующем Элвису; легкие оживленные рокабилльные риффы Мора идеально ложились на сумрачную и опасную сексуальность Короля.