уже оставила шубу в гардеробе, достала из пакета бахилы, халат, шапочку, маску – словом, экипировалась по полной и направилась в сторону реанимации. По-хозяйски открыв дверь, она шагнула внутрь, я, естественно, шмыгнула за ней, но благоразумно осталась возле двери в коридор. Медсестра попыталась остановить ее, но та отмахнулась от нее, как от мухи:

– Посторонись! Зашибу!

На помощь медсестре бросились сразу несколько человек, но Надежда прошлась по ним, как танк по ромашкам, и зашла в палату.

Конечно, она помнила другого человека, сильного и здорового, но и сейчас безошибочно узнала своего Кузьмича, хотя его, наверное, после всего пережитого и мать родная не узнала бы.

Кузьмич лежал голый, облепленный датчиками, под капельницей и с трубками во всех возможных местах, а она нагнулась к нему и положила свою руку поверх его.

– Слава! Славочка! – позвала Надя. – Ну вот и свиделись, мой хороший. Что же ты так неаккуратно? Ну да ничего! Поправишься! Были бы кости, а мясо нарастет.

Я слушала ее и не верила своим ушам. И это была медведица-Надя, которую я знала много лет? Которая могла матом послать так, что стены краснели? Которая не боялась ни бога, ни черта? Которая и Клаве могла в глаза наговорить такого, что мало не покажется? Но это была та самая Надя! Ее довольно грубый, хрипловатый голос звучал сейчас так нежно, так мягко, словно она пела колыбельную своему ребенку.

Она говорила Кузьмичу какие-то ласковые слова, о чем-то вспоминала и добилась своего – он открыл глаза. И его взгляд уже был не затуманенным, а осмысленным.

Я не слышала, что он ей сказал, наверное, назвал по имени, потому что она радостно закивала:

– Да, Славочка! Да! Это я! Выздоравливай, мой хороший! Ты, главное, выздоравливай!

У него из глаз покатились слезы, как два водопада, и откуда они только взялись в этом истощенном теле? И вдруг он ясно и четко произнес:

– Надюша, ты меня снова не бросишь?

– Не дождешься! – грубовато ответила она. – Да мы с тобой, Славка, еще такие помидоры вырастим, каких ни у кого никогда не было!

Кузьмич больше не плакал, но он смотрел на нее как на икону. В его глазах было столько радости, столько доверия, что у меня самой слезы навернулись на глаза.

– Ну все! Хватит! – сказал Наде врач. – Выходите – ему спать надо.

– Надюша, ты придешь? – спросил Кузьмич.

– Слава! У Клавы мама умерла, завтра хороним. Ну как я могу ее сейчас одну оставить? А вот как она в больницу вернется, я сюда и переберусь к тебе поближе. А если тебе получше станет, так заберу тебя к ней в больницу, чтобы вы оба у меня в одной кучке были. Она у нее, конечно, дорогущая, но я так думаю, что для моего мужа скидку-то она сделает. Пусть только попробует не сделать!

– А ты за меня правда выйдешь замуж? – сам не веря своему счастью, спросил Кузьмич.

– Конечно, Славик, я же об этом всю жизнь мечтала, – улыбнулась ему она.

– Надюша! – даже не произнес, а пропел он.

– Ну все, Славик! Отдыхай! Лечись! А я, как только освобожусь, тут же приеду. Ну, спи, родной.

Она пошла к выходу и, остановившись в дверях, обернулась и помахала ему рукой, а он смотрел ей вслед сияющим взглядом и все кивал и кивал головой.

– Ну вот вам и стимул, – сказала я мужчинам, когда вслед за Надей вышла в коридор.

– Спасибо, – сказал ей врач. – Вы его к жизни вернули. Теперь дело на поправку пойдет.

– А когда с ним можно будет поговорить? – спросил Сергей.

– Если все будет хорошо, то через два-три дня. Он сейчас пережил такой стресс от встречи с вами, – врач повернулся к Наде, – что ему нужно прийти в себя, а долгий разговор ему может навредить.

– Да и время у нас еще есть, – поддержала я врача.

– А ну, пошли! – скомандовала Надя таким тоном, что ослушаться не посмел даже Иван.

Мы прошли в холл перед гардеробом, и Надя с нехорошей вкрадчивостью попросила:

– А теперь объясните мне, недалекой, как Кузьмич вообще попал в дом престарелых?

Иван и Сергей дружно потупились, и я в двух словах объяснила Надежде, что произошло.

Она смотрела на мужчин таким пылающим гневом взглядом, что я всерьез опасалась, что на них задымится одежда, но они оказались термостойкими, и тогда Надя спросила:

– Где эта сука работает? – речь шла явно о Нине.

– У меня, директором «Галереи моды», – отвернувшись, ответил Сергей.

– Знаю. Найду, – процедила сквозь зубы Надя. – А муж ее где?

– С Алексеем я разберусь сам, – заверил ее Иван.

– Хочу надеяться, – буркнула Надя – Мне так кажется, что пора мачехе с падчерицей познакомиться. Самое время. А у меня его сегодня как раз полно.

– Ты на чем приехала? – спросила я, видя, что машина продолжает ее ждать.

– У Димки взяла, – объяснила она.

Я пошла ее проводить и, когда мы уже отошли от мужчин на приличное расстояние, тихонько сказала:

– Надя, я понимаю, что ты в последние дни вся на нервах, но это еще не повод, чтобы называть меня Танькой и дурой. Пожалуйста, не делай так больше. Я к этому не привыкла и привыкать не собираюсь.

Она внимательно посмотрела на меня, а потом удивленно спросила:

– Я действительно так сказала? – Я кивнула в ответ. – Прости, конечно. Больше я тебя так никогда не назову. До свидания.

Надежда села в автомобиль и уехала, а я вернулась к мужчинам и увидела, что Иван говорит с кем-то по телефону:

– К Нине Вячеславовне, скорее всего, сегодня, а может, и на днях, одна дама придет. Проводить со всем уважением, ни в чем не препятствовать и ни во что не вмешиваться, даже если Нина будет звать на помощь – это у них личное, – и, убирая телефон, вздохнул: – Как бы не пришибла ненароком.

– Нет! Не станет она в преддверии своего светлого будущего срок на себя вешать, у нее теперь новая жизнь начинается, –