тобой как полная сволочь, — выпалила она. — Просто ты сама бросала мне вызов! Ты тоже вела себя по-свински, знаешь ли. И упорно волочилась за моим парнем.

— Неправда! — возмутилась я.

Мэдисон закатила глаза.

— Умоляю, — протянула она и пискляво добавила: — «О, Дастин, конечно, я сделаю за тебя алгебру. О, Дастин, хочешь, я с тобой позанимаюсь?» Да ты перла напролом, даже не пытаясь быть хитрой.

— Он сам просил, — ответила я.

— Дастина гением никак не назовешь, — заметила Мэдисон. — Но он безошибочно находит простачков, к которым можно приклеиться с просьбой.

Я уставилась на нее, не зная, рассмеяться или врезать ей. Неужели так — в своей странной, мэдисоновской, манере — она пытается со мной подружиться? Высмеяв своего парня-качка? Я всегда питала к Дастину нежные чувства — в этом Мэдисон была права. Но умом не блещет, и тут не поспоришь.

— Слушай, — сказала она, вновь пожимая плечами. — Когда ты исчезла, я поняла, что ты была… одной из самых интересных в этой школе. Без тебя стало скучно, Прос… Эми. — Мэдисон ухмыльнулась и вновь потянула палец ко рту, вгрызаясь в ноготь. — Опоздаю на классный час. Увидимся позже, — бросила она и размеренно зашагала прочь, а Дастин-младший радостно пускал слюни на ее плече.

Это было очень странно. Но ни в какое сравнение не шло с другой странностью, случившейся чуть позже в тот же день.

9

Мистер Стракен согласился с мамой и разрешил мне учиться по старому расписанию. Но в каждом классе реакция была одинаковой: гул голосов мгновенно смолкал, стоило мне войти в кабинет. Все — абсолютно все — хотели повернуться и посмотреть на «знаменитость», пока я пыталась невидимкой проскользнуть к своей парте. Через пару секунд болтовня возобновлялась, но это уже были перешептывания, не предназначенные для моих ушей, хотя я прекрасно все слышала: «Свихнулась и…», «Сбежала с каким-то мужиком, как и ее мамаша», «Да она целый месяц беспробудно пила до потери памяти, а потом наврала про больницу». Что ж, видимо, на выдумки про больницу никто не купился. Фигово, что тут скажешь. Я сидела прямо и не отводила взгляда от доски и учителя, записывала домашнее задание, отвечала, когда спрашивали, — а не спрашивали меня почти никогда, столько пропустила! Зато оставалось время подумать о плане: где и как искать туфельки? Даже учителя старались не смотреть мне в глаза.

«Да какая разница?» — подумалось мне на одном из уроков. У меня и раньше здесь не было друзей. Но по крайней мере теперь, когда я пытаюсь прокрасться мимо, никто не кидается едой и не кричит: «Ты где нашла эти туфли, Простушка Эми? На помойке?» Быть изгоем не так уж просто.

Большая перемена встретила меня гробовой тишиной, сменявшейся шепотом за спиной. Я шла по столовой, высоко подняв голову, словно дефилировала по банкетному залу во дворце Дороти. Заняв пустой столик у окна в дальнем конце столовой, я достала запакованный мамой сэндвич. Из пакета на пол выпал клочок бумаги, на нем было написано маминым почерком с завитушками: «Люблю тебя, Эми. Я так рада, что ты вернулась», — прочитала я.

Записки в пакетах с ланчем? Она явно планирует получить «Оскара» за роль Идеальной и Заботливой мамочки! Но как бы я ни пыталась принять это за очередное притворство, записка тронула меня. Я вспомнила ту, давнюю маму, которая испекла торт на мое девятилетие и отпаивала меня, расстроенную, «Спрайтом», когда никто не пришел на праздник. Нельзя раскисать! Нельзя! И я сунула записку в карман джинсов. А потом, к моему невероятному удивлению, пустые места напротив меня заняли двое.

— Привет, Эми, — робко сказал Дастин.

— И снова здравствуйте, — хмыкнула Мэдисон, а Дастин-младший у нее на руках одобрительно угукнул.

— Ладно, — протянула я, откладывая сэндвич в сторону. — Хватит морочить мне голову, Мэдисон. У тебя что, какая-то фигня типа послеродовой депрессии, только вместо уныния ты пытаешься быть дружелюбной? Меня это не волнует. Чего ты хочешь?

— Хочу с тобой пообедать, — спокойно отозвалась Мэдисон.

Ее обедом был бутерброд: жареное мясо на толстом куске мягкого белого хлеба — такой можно купить только в булочной, в обычных дешевых магазинчиках его нет. Бутерброд был аккуратно уложен в пластиковый контейнер, в котором хватило места для морковных палочек и ломтиков яблока. Мэдисон выудила кусочек морковки и протянула его Дастину-младшему, но тот от угощения отказался, громко завопив.

— Разве не мал для твердой пищи? — осторожно поинтересовалась я.

Мэдисон пожала плечами.

— Я предлагаю на вырост, — бросила она. — Кормление грудью — полное дерьмо.

И она без церемоний задрала майку, предлагая Дастину-младшему приступить к обеду. Это походило на проверку: дерзну ли я возмутиться?

Дастин-старший предпочел купить пиццу в кафетерии. Пахла она потрясающе! Если что-то и могло удержать меня в Канзасе, так это местная пицца.

— Мм… — неуверенно протянул он.

— Ди, но кормить его так — реально не круто. — Мэдисон закатила глаза.

— Правда, давайте без шуток, — влезла я. — Ребят, что вы тут забыли? К чему все это?

Я ждала подвоха: когда Мэдисон выдаст шутку, скажет какую-нибудь гадость о моих волосах или одежде, сделает так, что вся столовая будет надо мной смеяться?

Дастин нервно переводил взгляд с меня на Мэдисон и обратно.

— Понимаешь, Про… Эми! Все не так, как ты думаешь, — отозвался он. — Теперь нет. Я знаю, раньше Мэдисон вела себя с тобой не очень хорошо…

— Не очень хорошо?

Несмотря на все ужасы, пережитые в Оз, сейчас в моем голосе слышалась боль. Мэдисон превратила мою канзасскую жизнь в сущий ад. Именно она устроила так, чтобы со мной никто никогда не дружил. Она и ее подлизы каждый день высмеивали старенькую одежду из сэконд-хендов и распространяли слухи, что моя мама приползает домой в стельку пьяная и гуляет с незнакомыми мужиками, которые исчезают с наступлением утра. Интересно, знала ли она, как близка была к правде в своих выдумках?..

— Ладно, слушай, — согласилась Мэдисон. — Поговорим откровенно. Знаю, я была стервой. Да я и есть стерва, этого у меня не отнимешь. По крайней мере, я это признаю. Но посмотри, что со мной стало. Я думала, что стою на