– Варвара родила, – громко сказал она. – Иван Александровичзвонил.

– Да ну?!

– Ну да.

– Кого?!

Полина нацепила трусики и лифчик и натянула свитер.

– Мальчика, конечно. Четыре килограмма, пятьдесят четыресантиметра. Большой такой мальчик.

– Почему “конечно”?

– Что – почему?

– Ты сказала – “конечно, мальчика”. Почему “конечно”?

Она раскинула на постели одеяло, от движения воздуха состолика разлетелись какие-то бумаги.

– Ну, это трудно объяснить. У них с Иваном мог родитьсятолько мальчик. По-моему, это очевидно. Девочки бывают у несколько другихродителей.

Троепольский показался на пороге, уже полностью одетый –джинсы, черный свитер, очки, – но босиком. Полина отвела глаза.

– Шаманство какое-то, – сказал он, подумав. – Статистикасвидетельствует, что…

– Вот у тебя точно будет девочка, – перебила она его,присела и собрала с пола бумаги. – И статистика тут ни при чем.

Он помолчал, а потом переспросил:

– Девочка?.. – и скрылся.

Полина посмотрела на бумаги, которые держала в руках. Всеони были с работы. Дома Арсений почти никогда не работал, просто потому, чтовсе делал в конторе.

Договор с Уралмашем, Полина посмотрела, подлинник или копия.Оказалось, подлинник. Зачем он принес сюда договор?..

– Троепольский!

– Что?.. Собирайся, сколько тебя ждать?

– Откуда у тебя дома договор с Уралмашем? Он пожал плечами вотдалении.

– Шут их не знает. Захватил с собой, наверное. Полиназадумчиво перелистала бумаги. Синяя печать стояла на последней странице – тасамая, за которой он поехал к Феде. Что-то мелькнуло у нее перед глазами, когдаона листала, что-то черное, чего не должно быть на оригинале договора. Онаперехватила плотные белые страницы и снова перелистала.

На обратной стороне третьей страницы черным фломастером былонаписано: “Смерть врагам”.

Лера Грекова собиралась на работу. Работу она ненавидела,поэтому собиралась медленно, долго, уныло, раздражаясь все больше. Иногда онаспециально выискивала, на что бы обозлиться, и злилась от души, чтобы утростало уж совсем гадким.

– Лерочка, – закричала мать из комнаты, как раз когда онадостаточно обозлилась – все йогурты оказались вишневыми, а ей хотелосьчерничного, – ты еще дома, девочка моя?

– Да, – сквозь зубы отозвалась дочь так, чтобы мать точно неуслышала.

– Лерочка!

Та молчала, глядя в розовую жижицу йогурта.

– Лерочка! Ты ушла?

Лера взялась обеими руками за крышку стола и ответилаперехваченным от ненависти голосом:

– Я не ушла, мама.

– Лерочка, во сколько ты вернешься?

– Мама, я еще не ушла! Я не знаю, во сколько вернусь!

– Лерочка! – Мать показалась на пороге в пижаме и пушистыхтапочках. Всю жизнь она любила оборочки, рюшечки, бантики, ленточки, пуховки илебяжьи перышки неизвестного назначения. – Девочка моя, ты же знаешь, какие унас проблемы!

Лера знала о проблемах. Федю убили. Конец прежней беспечнойжизни.

Хуже всего то, что, хоть ей было очень жалко Федю, оначувствовала известное облегчение, как будто у нее вырвали давно болевший зуб, ией все еще больно, и страшно, что будет, когда отойдет наркоз, и все же –свобода, свобода!..

Это чувство свободы было еще более гадким и скверным оттого,что она своими глазами видела убийцу. И теперь ей остается только повеситься –потому что она видела, потому что все это из-за нее, потому что тот человекочень умен, очень опасен, и она, Лера, кажется, готова на все, только быотвести от него подозрения!..

– Лерочка, ты должна мне помочь, девочка. От бабушкиникакого толку.

– Мама, отстань от меня!

– Лерочка, не надо так говорить с мамой!

Мать говорила о себе в третьем лице, когда хотела быть болееубедительной.

– Лерочка, я сейчас поеду к бабушке и к тете, а ты должнасъездить к Феде на работу и попросить их, чтобы они нам помогли. В концеконцов, мы просто слабые женщины, оставшиеся без единственного мужчины!

Лера ненавидела выражение “слабые женщины”.

– Господи, – вдруг воскликнула мать и окунула руки в волныфестонов и кружев на груди, – за что, за что нам такие испытания!..

– Ладно, мам, – буркнула Лера. – Прекрати.

– Лерочка! Впереди еще уголовное дело! Потому что мой брат,мой родной брат убит! В это невозможно поверить!

– Мама, замолчи.

– Нам даже не сказали, кто это сделал!

– Мама! – закричала Лера и шваркнула на стол почти полнуюбаночку с йогуртом. Йогурт плюхнул наружу, забрызгал ее водолазку и джинсы.Лера сорвала с крючка полотенце и стала яростно оттирать пятна. Мать смотрелана нее с кротким недоумением – это она умела.

– Никто не знает, кто его убил, мама! Поэтому нам несказали, черт побери!

Никто не знает. Только она, Лера.

Мать приблизилась, села на краешек стула и отломила кусочексухого хлебца. Положила в рот и стала жевать, сделав задумчивые глаза.

– Такое несчастье, – прожевав, сказала она. – Жизньнесправедлива.

– Это точно, – буркнула Лера.

Федина смерть все упрощала – во много раз, но мать не должнаоб этом знать. Лере было жалко своего непутевого дядьку, ночью она дажепоплакала потихоньку, чтобы никто не услышал, но подлая мысль, что он ни за чтоне дал бы ей жить так, как она собиралась, перевешивала все остальные.

Мать попечалилась немного и спросила деловито:

– А наследство? Когда мы сможем его получить?

– Я не знаю.

– Лерочка, это непременно нужно выяснить! Это очень важныйвопрос. И налоги! Какие налоги мы должны заплатить? Марья Семеновна говорила,что сейчас с этим делом очень строго.

Марью Семеновну и налоги Лера вынести не смогла – в концеконцов, Федя ничего этого не заслужил! Да, он мешал ей, и в последнее время онаненавидела его, остро и бешено, но все равно он не заслужил, черт возьми, такихразговоров, еще даже до похорон!

– Мама! Замолчи сейчас же!

– А что такое я сказала? И завещание! Он ничего не говорилтебе про завещание?