Гермоген, Геласий и Иосаф в ответ на слова самозванца молчали, их лица были суровы и неподвижны. Терентий крутил головой и вправо и влево и ждал первого слова митрополитов.

Терпение Лжедмитрия иссякло, и он сделал знак рукой, и в сей же миг в палату вошёл архиерей Тульский Алексий. Он торопливо подошёл к трону и поклонился царю.

— Царь всея Руси, владыка Сибири и других стран, наместник Бога на земле, аз готов обвенчать тебя с незабвенною Мариной по русскому обычаю.

— Мы это знаем, отче владыко Алексий. Да быть тебе митрополитом. Но я надеюсь на милость твоих старших братьев во Христе.

В сей же миг Геласий подошёл к Алексию и заслонил его собой.

— Нет ему права говорить от имени русских первосвятителей, — заявил Геласий. — А наше слово ты знаешь.

— Зачем добиваешься немилости, владыко Геласий? — спросил Лжедмитрий. И, не дождавшись ответа, обратился к Гермогену: — Отче владыко Казанский митрополит, ты венчал татар-магометов с россиянками, я сие знаю. Что же теперь молчишь? Мы тебе многое сделали наперёд. И ещё больше сделаем.

Гермоген подошёл к самому трону, взялся за него рукой. Грозен был вид у архиерея: глаза гневно горели, чёрная борода, как остриё копья, торчала вперёд, лик был бледен. Он заговорил громко, словно обращался ко всей России:

— Сему престолу Мономахову четыре с половиной столетия. Да не было среди великих князей и царей московских доныне царя, который взял бы себе в жёны еретичку. Не бывать тому и впредь вовеки! — И Гермоген, гордо вскинув голову, сверкая чёрными глазами, бросил с вызовом: — Да ты не христианин, а нехристь латинский. Нет тебе моей милости и благословения! — И, повернувшись к двери, Гермоген решил уйти из Золотой палаты.

И молча направились следом за ним Иосаф и Геласий. Оставались Терентий и Алексий.

Но Лжедмитрий не выпустил архиереев. Он дважды хлопнул в ладоши, и тотчас из-за дверей выскочили вооружённые рынды, а за старшего у них был мечник князь Михаил Скопин-Шуйский.

— Арестовать их! — повелел Лжедмитрий.

Михаил подошёл к «царю», спросил:

— Государь, что с ними делать? — Знал князь, ежели погрозит смертью Гермогену, сам выхватит клинок и поднимет на «царя».

— Посади под замок в Кутафью башню, а мы подумаем.

Михаил с облегчением вздохнул и велел рындам увести архиереев. А Лжедмитрий подозвал к себе Терентия и Алексия.

— Вы, владыки, идите к московским архиереям и скажите им с амвонов Успенского и Благовещенского соборов, что Гермоген с дружками пойдут в ссылку. И всех попов сие ждёт, кто встанет супротив царя!

Испуганные Алексий и Терентий тотчас покинули Золотую палату и поспешили за советом к патриарху Игнатию.

Игнатий находился в домашней церкви, писал новую церковную присягу. Но сие ему не удавалось, потому что не знал глубин русского православия.

— Владыко святейший, царь арестовал Гермогена, Иосафа и Геласия, — доложил Терентий.

— Аз сие ведаю.

— Что нам теперь делать, уповая на Бога? — удивился Терентий.

— То и делайте, что царь повелел, — ответил Игнатий.

Епископ Алексий безропотно подчинился патриарху, хотя и не чтил его. Да страх сделал покорным. Но Терентий всё-таки и тут решил схитрить:

— Ты, владыко святейший, сам скажи архиереям, за что царь немилостив к Гермогену и иже с ним.

Но Терентий задел честолюбие Игнатия. Зачем это он будет оправдываться перед архиереями и оправдывать царя, счёл он. «Пусть сами голову ломают, чем не угодили опальные и что их ждёт», — подумал Игнатий и повелел:

— Идите, братья, в соборы, огласите волю царя, а мы тут помолимся за Гермогена и прочия...

Архиереи ушли. А Игнатий-грек задумался. Он медленно ходил по чужим покоям и всюду замечал следы жизни патриарха Иова, который провёл в этих палатах шестнадцать лет. Во время бунта палаты были разорены. Но бунтовщики не тронули множества рукописных славянских и греческих книг, свитков, икон, лампад, шандалов, налоя, а это и оказалось тем главным, что составляло духовный мир первого русского патриарха. Здесь вот, в домашней церкви, перед иконами Казанской Божьей Матери и Иисуса Христа, он молился, стоя на коленях, может быть, пел псалмы. Возле сего налоя простаивал часами за чтением древних византийских книг, за сочинениями, прославляя отечество, Русь.

«Да смею ли я обитать в этих покоях? — пробудилось у Игнатия раскаяние. — Не я ли стал причиной всех бед ревнителя русской церкви». И чтобы не терзать себя муками совести, Игнатий поспешил облачиться и покинул патриаршие палаты, ушёл в Архангельский собор и уединился в алтаре, дабы почитать книги греческого письма.

Но на сей раз он не просидел и нескольких минут, подумал, что ему нужно встретиться с царём, и отправился во дворец. Игнатий и Лжедмитрий общались каждый день. Царь держал патриарха рядом всегда, когда принимал в своих покоях бояр или встречал в Грановитой палате послов.

Их много приезжало в Россию к новому царю. Лжедмитрий вынужден был добиваться признания западных держав. Нет, ему не удалось наладить с западом добрых отношений, как сие было при Борисе Годунове. Но он пытался выпутаться из сетей, которые на первых порах сам же и расставил. Чтобы избежать давления Рима и папы Павла V, он пытался привлечь на свою сторону испанский двор. Но как привлекал? Он писал грамоты от имени «непобедимого императора», надеясь удивить этим титулом испанского короля. Дешёвой лестью он искал симпатии у французского короля, которому писал, что во всём ему подражает. Лжедмитрий стучался в венский дворец к нелюбезному королю Рудольфу. И лишь с англичанами у него наладилась настоящая дружба. Да и то по причине того, что для них в Москве были открыты все двери. Они свободно и беспошлинно торговали. И вскоре же в первопрестольной возникла английская колония. Но, к досаде Лжедмитрия, англичане тут же стали мешать иезуитам проводить свою политику в религии. Сами же начали подбирать под своё могучее крыло просторы России. Вскоре они получили право беспошлинной торговли не только в Москве, но и на всём великом просторе русской державы. И это был предел помыслов английских политиков и торговых людей.

Как правило, все грамоты западным правителям писались во дворце с помощью Игнатия-грека. Он был самый образованный среди окружения «царя». И в меру своих сил стремился к тому, чтобы не поссорить между собой европейских монархов. Ему это редко удавалось. Лжедмитрий умудрялся какими-то путями нарушить мирное течение европейской жизни, и