Тот не остался в долгу, и вскоре оба азартно, с лихорадочным блеском в глазах некоторое время швырялись друг в друга фруктами, пока не почувствовали поистине зверский голод и уже больше не могли отвлекаться от еды. Напряжение дня улетучилось, оставив лишь валящую с ног усталость.

Глава 7

Если наелся навоза, протухшего молока уже не бойся.

Гоблинская пословица

Местные традиции пиратства складывались веками. Минули те лихие деньки, когда считалось достойным уважения перебить как можно больше народу и награбить побольше золота. Сейчас в почете были честь, удаль и отвага. Само мореходство давно перешло от принципа «не получилось ограбить, так хоть поторгуем» к «торговать выгоднее и безопаснее». Изменилась и ценность жизни.

Куда прибыльнее разжиться невольниками и продать их тем, кто не чурается использовать рабский труд, чем беспричинно кого-то калечить и убивать. В некоторых городах и даже странах рабовладение запрещено, но далеко не все народы находят в нем что-то зазорное. Орки прекрасно покупают гоблинов, а некоторые эльфийские королевства людей и гномов. Люди как наиболее лишенные предрассудков прекрасно покупают и продают представителей всех рас и народов.

Вся эта торговля проходит в почти дружеской атмосфере, если так вообще можно сказать про лишение свободы: рабов покупают, заставляют отработать некоторое время, а потом отпускают целыми и невредимыми на все четыре стороны. Все знают правила этой «игры»: попался — изволь исполнять прихоти покупателя несколько лет или откупись. Правда, не все их соблюдают, но с такими приличные существа дел стараются не иметь. Только дворфы портят общую картину, категорически выступая против какой бы то ни было формы рабовладения. Что возьмешь с тупоголовых громил, которым лишь бы нахлебаться эля да разбить пару голов?

Правда, когда Каввель сколотил себе флот, концепция несколько изменилась. Пару лет его ватага совершала опустошительные набеги на прибрежные поселения, особенно человеческие. Вывозили все мало-мальски ценное, что удавалось погрузить на суда, а затем весело спускали все нажитое в прибрежных тавернах. За это Палача и боялись: он напоминал яростных пиратов прошлого, которым ничего не стоило лишить кого-нибудь жизни особенно жестоким способом. И, хотя репутация Каввеля возникла после его самого первого набега, больше связанного с личной местью, слухи сделали из него чудовище без принципов и чести.

Масла в огонь подлило известие о проклятии богов за нарушение сразу нескольких кодексов. На самом же деле даже Каввель и его мульфиблы никогда не позволяли себе лишнего и всегда блюли кодексы в том числе и негласные, не позволяющие калечить пленников. Исключением стал один печально известный случай.

* * *

Всего четыре дня минуло, а шаман уже начал вставать и бодро ковылял по палубе, опираясь на посох и любуясь лазурью волн. Михель зарекся даже упоминать при Гарбе о существовании эльфийского народа и гномов предупредил, чтобы не рисковали. Приступов больше не было, и гоблин, казалось, шел на поправку портальными переходами. Правда, в его желтых глазах застыла жутковатая смесь ужаса, боли и тлеющей ярости. Сгорбленный ловец духов часами неподвижно простаивал на носу корабля и не моргая вглядывался в безбрежные просторы. Еще Гарб иногда ловил ртом соленые брызги, которыми море с ним щедро делилось. И все время полировал посох ладонью.

Михель не мешал, но внимательно наблюдал, готовый в любую секунду прийти на помощь. Не шаману, так тем, кого тот мог захотеть покалечить. Сомнений в способности гоблина это сделать не было, поэтому стоило быть начеку. Впрочем, на гномов гоблин реагировал на редкость спокойно, и Михель вскоре перестал опасаться за судьбу коротышек. Установилось эдакое перемирие: команда признала пассажиров спутниками капитана, а те в ответ отказались от мести за некоторые неприятные события в прошлом и перенесли свой гнев исключительно на эльфов.

Мульфиблы тоже не сильно стремились поболтать с существом в полтора раза крупнее себя, поэтому все больше переговаривались на своем грубоватом наречии поодаль и старались не замечать пассажира, недавно бывшего пленником. Матросам было не только стыдно за произошедшее, но еще и боязно.

Гоблинов не любят и презирают все народы без исключения. В основном за дело, потому что это подлое племя обожает трусливо грабить одиноких путников, совершать набеги на мирные поселения и уводить с собой весь скот. После налета стаи гоблинов всегда остаются только горы трупов и дымящиеся руины. Нет, когда люди, орки или те же эльфы решают повоевать, то картина почти не отличается. Вот только они никогда не опускаются до той же звериной жестокости, что и кобалусы.

Одного только перечисления увечий, которые остаются у тел замученных ими жертв, хватает, чтобы даже опытные сыщики других разумных рас предпочитали собирать улики на голодный желудок. Толку от этой работы все равно мало: если сразу после набега войска обиженного длиннолапыми народа не садятся банде на хвост, то найти потом конкретных виновников становится невозможным. Ответное же нападение на невиновные, с точки зрения гоблинов, поселения сплачивает все окрестные племена уродцев до той степени, что они могут устроить уже не набег, а самое настоящее нашествие.

Плодится подлый народец на редкость активно, явно наслаждаясь процессом, поэтому недостатка в хилых, трусливых и не слишком умелых, зато хитрых, коварных и жестоких воинах гоблины обычно не испытывают. Если бы не повальная детская смертность и малый срок жизни, отведенный богами, то им бы не составило труда заполонить вообще весь мир. Но пока гоблины таких попыток не предпринимали, у остальных народов не возникает большого желания связываться с дикарями. Отбиваться от нашествий дорого и долго, а добить остатки врага после вторжения почти невозможно. Те спрячутся в своих глубоких темных пещерах на время, затаив злобу, а потом лет через пятнадцать все повторится, но с более тяжелыми последствиями. Так что от гоблинов всегда предпочитали откупаться малой кровью. Подумаешь, сожгли хутор-другой, зато города целы, и торговля почти не пострадала.

Гарб моряков откровенно пугал. Шутка ли, когда перед тобой по палубе расхаживает гоблин шести футов ростом, которого недавно пытали в трюме. А в лапах у него огромная волшебная палка. Последняя крыса на корабле уже знала, что он сотворил с бывшим старпомом. Страх только подогревался известием, что это друг самого Палача, который не только жив, но и где-то недалеко. Простит ли капитан и без того виноватый перед ним экипаж? Вопрос сложный.

Михель наблюдал за стоящим шаманом и улыбался. Каким бы он ни был, а остальные длиннолапые в подметки ему не годились. Гарб никогда не опускался до бессмысленной жестокости. Да, у него