Сухо ответил Кастусь, давая понять, что разговор он дальше продолжать не хочет. Копылович пожал плечами, надел шляпу и уже открыв дверь, стоя на пороге, сказал:

— Я бы мог вас отсюда выселить, как представитель власти, но это не поможет. Это должно быть ваше решение.

Он ушел. Кастусь уселся в кресло, и уставился в окно. В голове никаких мыслей. За окном все тот же лес. Кто-то робко постучал в дверь, Кастусь отозвался: «Там открыто, войдите!» Но никто не входил и через некоторое время снова постучал, это немного раздражило Карновского, ему не хотелось вставать, но пришлось, со словами: «Ну кто еще там!» направиться к двери. Путь преодолел скоро и открыв дверь тут же погасил разливавшееся уже было в нем раздражение. На пороге стояла Адель, будто ощущая его только что, еще не угасшее чувство раздражения, виновато улыбалась, готовая тотчас уйти. Через плечо у нее висел этюдник. Одета она была чудно: в алое платье, а плечи покрывала черная накидка, подбитая также алым бархатом. Лицо ее как — будто лучилось и было особо прекрасно в этот момент. Так и хотелось ее поцеловать в такие же, как платье и подбойка накидки, алые губы. Кастусь несколько растерялся, повисла неловкая пауза, но тут же нашлась сама Адель, прервав ее, может быть излишне наиграно, веселой фразой:

— Не ждали! А вот я взяла и пришла.

— Да, да, конечно. — Смутился Кастусь и пустил девушку в дом

Собственно он хотел одеть пиджак, ему показалось, что на улице задул холодный ветер, но Адель уже вошла, с любопытством разглядывая обстановку и выгонять ее на улицу не было никаких резонов.

— У вас здесь уютненько. — Заметила она

— Ну я в этом не виноват, все сделали еще при прежних хозяевах. — Пожал плечами Кастусь

— Ну пойдемте быстрее к лесу, пока солнце в зените и освящение такое какое мне нужно. — Заторопилась она

И они вышли из дома, вступив на пыльную дорогу, ведущую к лесу через долину. Адель выбрала место для написания очередного этюда в тени леса, слишком близко к нему, что немало удивило Кастуся, так как он полагал в таком близком расстоянии невозможно написать общий вид, но Адель именно этим занялась, да так тщательно выписывала лес, как будто видела его с большого расстояния, а не стояла прямо перед ним. Внезапный ветер поднялся с юга. Теплые струи его приятно ласкали лицо и руки, но он становился все сильнее и, наконец, превратился в вихрь, поднимающий клубы пыли с дороги. Девушка стала собирать этюдник, беспомощно защищая руками свою картину от налипавшей на нее пыли. Ее алая накидка, развевалась за спиной как флаг. Кастусь кинулся ей помогать, но ветер еще больше усилился, почти сбивая их с ног и им ничего не оставалось, как укрыться под сенью деревьев, переступив границу отделяющую лес от долины. Карновский не сразу и сообразил, что увидел, а именно: плотный слой удивительно белого снега покрывающий землю, он искрился в лучах солнца, падающих сквозь ветви деревьев, будто в него были вставлены иголки серебра. Тени от деревьев и их ветвей создавали таинственный полумрак. Конечно же все это было каким-то наваждением, Кастусь встряхнул головой и видение исчезло — перед ним обычный лес, с густым подлеском и над головой крыша из листьев сквозь которую пробивается все солнечный свет, меняющий свою окраску от желтого на зеленый из-за хлороформа, содержащегося в этих тоненьких листвяных пластинках. Адель осторожно коснулась его плеча и тихо спросила:

— Ты видел это?

— Что? — Будто не понял он и повернулся к ней. Она смотрела испытующе, как бы даже опасливо, подозревая что Кастусь вряд ли есть человек. Наконец снова спросила:

— Мы видим одновременно тоже самое?

— А что видишь ты?

— Я видела сначала лес зимой, а теперь обычный, каким бывает он летом

Они помолчали, но пока смотрели друг на друга, стоя лицом к лицу, не заметили перемен, произошедших с лесом. Листья на деревьях пожухли и опали, устлав поверхность земли внутрь глубины, которой, настойчиво проникали их корни. В воздухе пахло осенней сыростью, было немного зябко, но не холодно. Теперь в густоте леса они ясно различали тропу, ведущую куда-то в его глубь, и убедившись в том, что видят тоже самое одновременно, пошли по ней.

Руки их соединились и Кастусь вдруг ясно осознал, как за эти два дня дорога ему стала эта девушка и он даже спросил у нее:

— Ты чувствуешь тоже самое, что и я?

Она остановилась и приблизилась к нему, теперь соединились не только их руки, но и губы. Долгий, жадный поцелуй на одно мгновение обжог обоих, он и был ответом на его вопрос. Кастусь крепко прижал Адель к себе и она всем телом старалась слиться с ним, глядя в его открытые глаза, а он в ее, и в них он увидел полумрак места, окруженного плакучими ивами и ту старуху, что встретил тогда, ночью на дороге. Он отшатнулся, видение неприятно поразило его, но в тоже время было в нем что-то тягуче-возбуждающее, даже приятное.

Оба они осторожно продолжили свой путь по тропе. Тишина, царящая вокруг, давила, она была почти осязаема, ощутима и странно, что ничто ее не нарушало: любой звук исчезал в густоте леса. И снова лето. Тропа потерялась в густо разросшемся подлеске. Как будто этой тропы никогда и не было. Они потеряли направление пути и жалкими взглядами окидывали окрестности сплошь зеленые из-за обилия буйно разросшейся листвы.

Кастусю показалось, что его кто-то окликнул позади, от резкого движения вправо, чтобы посмотреть кто там, свело мышцы в шеи, но он устоял от соблазна не видеть, того кто его звал, но обнаружив видимое обомлел. Перед ним метрах в десяти стояла Мария Петровна. Такая же какая была она в пору его юности. Обретя свою учительницу, Кастусь тут же потерял Адельку, так как повернувшись обратно, в ту плоскость, где пребывала девушка рядом с ним, он обнаружил, что уже не держит ее за руку и ее вовсе нет. Кастусь растерялся. Что делать он не знал. Объект его юношеских вожделений и его раннего плотского пробуждения был теперь рядом с ним. То, что в пору его безусой юности было недоступно и что в силу своей моральной ограниченности он скрывал и прятал от самого себя, теперь было перед ним. И очевидно само хотело осуществление его самых прикровенных и давних, прятавшихся где-то глубоко внутри него желаний. Но он теперь медлил. Тогда, очень давно, в те моменты, когда