Утром по лестницам выводили заключенных с верхнего этажа. Охранники громко орали и ругались. Когда заключенные проходили мимо его камеры, Вим всматривался в их лица. Похоже, их портреты тоже остались на той стене, но это были не те люди, которых увели днем раньше. Вим вспомнил историю, которую рассказывала Джо: про заключенных, которых вывели из камер и расстреляли.

На следующей неделе увели еще две группы заключенных. Никто так и не вернулся. Каждый раз Вим замирал на полу, надеясь, что охранники пройдут мимо. И два раза так и случалось. Мысль о том, что из-за пьяного немца, утонувшего в канале, могут расстрелять целую камеру, сводила Вима с ума. За две недели, проведенные здесь, он уже был на грани безумия. Он не мог представить, что есть место хуже, чем этот рассадник блох и вшей посреди Амстердама.

10

Пересыльный лагерь Амерсфорт

Амстердам, август 1944 года, –

Амерсфорт, Нидерланды, сентябрь 1944 года

Лето медленно, но уверенно близилось к концу – как и время Вима в центре задержания и мучительная неопределенность. 28 августа 1944 года охранник вытащил Вима из камеры и сообщил, что его переводят в концлагерь Амерсфорт. Вим спросил, что это значит, и ему сказали, что это трудовой лагерь. Вим не смог сдержать вздоха облегчения. В Брунсвике тоже приходилось работать – и он был не против. Кроме того, Амерсфорт недалеко от дома, километров пятьдесят, не больше. Может быть, мать и сестра смогут его навещать.

Тем же утром он покинул Амстердам на поезде. С обеих сторон сидели охранники. На этот раз ему даже руки связывать не стали. Но кобуры на ремнях охранников душили любую мысль о побеге в зародыше.

С вокзала его повели в лагерь. На улицах было многолюдно, но никто не обращал на него никакого внимания. Люди привыкли, что охранники постоянно ведут кого-то в лагерь.

Они шли дальше. Через четверть часа домов стало меньше, начались поля и леса. Справа и слева Вим видел красивые особняки, расположенные на опушке леса. Он чувствовал запах хвои, наслаждался солнцем.

Возле большого бука охранники свернули налево и вскоре остановились перед шлагбаумом, где навытяжку стоял солдат. Они поздоровались, солдат изучил документы и поднял шлагбаум. Узкая песчаная дорожка вела дальше в лес. Вим подумал, что они вошли в лагерь, но пришлось идти еще минут десять.

И вот перед ними появился лагерь. Они вошли в ворота. Первое, что бросилось Виму в глаза, это обилие колючей проволоки. Бараки были выкрашены в черный цвет. Он насчитал восемь. На окнах висели занавески. К своему удивлению, Вим даже горшки с цветами на подоконниках увидел. Повсюду он видел охранников в черной форме и инстинктивно съежился, втянув голову в плечи, чтобы стать незаметным.

Через двадцать метров охранники поволокли его вправо. Они прошли вдоль длинного здания и вошли в деревянную дверь. Эсэсовец взял у них документы, и они ушли, не сказал Виму ни слова. Эсэсовец какое-то время его рассматривал – тоже молча. «Может, здесь и ничего», – подумал Вим, но разумно держал язык за зубами.

Из-за стола, стоявшего в тени у задней стены, поднялся пожилой мужчина с бритой головой. Одет он был в старую форму голландской армии. Шаркая ногами, он подошел к Виму и дружески пробормотал:

– Добро пожаловать в рай!

С этим словами он вручил Виму стопку одежды и мешок с позвякивающими предметами. На стопке стояли старые деревянные башмаки, а в них лежали полоски ткани с номерами.

– Твое барахло, – сказал он. – Иди дальше, снимай одежду и надевай это. Номера пришьешь слева на грудь и на бедро. Тебе помогут. Удачи.

Сзади раздался громкий окрик:

– Häftling, mitkommen!

Вим уже достаточно хорошо знал немецкий, чтобы понять, что теперь его называют «заключенным» и что ему следует идти. Он развернулся и пошел за поджидавшим его эсэсовцем. И вот тут-то он увидел настоящий концлагерь, такой же огромный, как и эсэсовский, откуда он пришел. Над деревянными воротами высилась огромная каменная арка. У ворот стоял охранник. Одну створку открыли, он вошел и следом за эсэсовцем пошел к ближайшему бараку. Там за столом сидел другой заключенный. Тот знаком дал Виму понять, что он должен раздеться до белья и сесть на стул в углу. Через пять минут Вим был абсолютно лыс – светлые кудри остались в прошлом.

– Ты кишишь паразитами, парень, – сказал цирюльник. – Вши и другие насекомые. Мы тебя быстро от них избавим.

Теперь пришлось снять и белье. Вим встал под душ. Холодная вода освежила не только тело, но и разум. Ему выдали тряпку, которая служила полотенцем. Вим развязал выданный на входе мешок и разложил содержимое на бетонном полу. Когда Вим немного обсох, он натянул лагерную одежду. Белье было довольно чистым, но на штанах он заметил пятна крови прежнего владельца, а на армейской куртке виднелись темные масляные пятна. Штаны оказались слишком большими, а куртка маловата. Все походило на старую немецкую форму. Подошла только шапка.

– Что не подошло, можно поменять, – сказал наблюдавший за ним со стороны цирюльник.

Вим расстелил мокрое полотенце на полу и стал по одному доставать вещи из мешка: два тонких одеяла, оловянная миска с чашкой и ложкой, кусок мыла. Одеяла он перебросил через плечо, а все остальное завязал в полотенце. Осталась пара носков, старые деревянные башмаки и две полоски с цифрами. Присмотревшись, он разглядел на них число 6178.

Сзади снова появился охранник, и Вим пошел за ним. Он надел носки и башмаки и пошагал по большому пыльному двору к деревянному бараку, на котором мелом было написано «БЛОК III».

Внутри охранник сдал Вима другому заключенному, который назвался Blockälteste. Вим не понял, что это означает, но вскоре понял, что этот человек обладает в лагере определенной властью.

– Пошли, – велел тот. Они прошли между нарами. – Справа – твоя Stube, место 3С.

Заключенный указал на трехъярусные нары справа от прохода.

– Твоя средняя, а это твой шкафчик. – Он указал на шесть шкафчиков между нарами. – Шагай и жди, когда Stubenälteste закончит свою работу. Он покажет тебе остальное.

Вим огляделся. По обе стороны от прохода высились деревянные нары, но с другой стороны они были двухъярусными, потому что потолок там был ниже. В центре на двадцать метров тянулись столы со скамьями. Запах в бараке был не очень, но в сравнении с камерой на Ветерингшанс совсем неплох.

Прошло полчаса, а ни Stubenälteste, ни другие заключенные не появились. Виму захотелось в туалет. Он поднялся на цыпочки, посмотрел вдоль прохода и увидел то же самое, что и вокруг себя. Никакого туалета. Но природа брала свое, и он оглянулся назад. В середине барака он нашел дверь, за которой находились два туалета.

Как только он вернулся, раздался шум от массы людей. Через окно он видел, как сотня заключенных выстраиваются во дворе аккуратными рядами по пять человек. Шапки они держали в правой руке, руки по швам. У всех были выбриты головы, одежда не подходила никому. На всех была старая, поношенная форма голландской армии, национальной почты и разных логистических компаний. Никто не думал об единообразии. Одежда была порванной, грязной, куртки подвязаны проволокой и веревками, на штанах прорехи.

– Mützen auf! – раздалась команда.

Единым движением сто человек одновременно надели шапки. Через десять секунд прозвучала другая команда:

– Mützen ab!

Также слаженно заключенные прижали шапки к правому бедру. Вим попытался разглядеть, кто отдавал команды.

Неожиданно сзади раздался голос:

– Коталла!

Вим вздрогнул и повернулся. Меньше чем в метре от него стоял высокий мужчина с почти девичьим лицом. Испуг Вима насмешил Stubenälteste.

– Хотел увидеть, кто отдает команды? – спросил он. – Обершарфюрер СС Йозеф Коталла. Сегодня его смена. Держись от него подальше – с ним лучше дела не иметь.

Вим посмотрел туда, куда Stubenälteste указывал пальцем. Перед заключенными стоял небольшой человек в эсэсовской форме. Фуражка ему была явно велика. Он отдавал команды заключенным, которые только что вернулись с работы.

– Augen links!

Заключенные, как дрессированные цирковые животные, одновременно повернули головы налево.

– Augen rechts!

Головы