Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— То есть с самого начала предполагалось, что командир корабля будет вести корабль лично?
— В космофлоте всегда считалось, что каждый должен уметь всё, но лучшими пилотами космофлота почти всегда признают командиров, которые сами водят свои звездолёты.
— Понятно, — я оторвалась от разглядывания пульта и взглянула на него. — Вы Вадиму Андреевичу Булатову кем приходитесь?
Он как-то странно вздохнул и с некоторым смущением ответил:
— Внуком.
— Учились тоже у него?
— Да.
Очень хорошо. Булатов преподает в спецкосмошколе Высшего Совета космоплавания Объединения Галактики. Это одно из лучших учебных заведений Земли, а Булатов давно и по праву признан одним из лучших преподавателей. Я у него не училась, но по себе знаю, что спуску он никому не даёт. Это же мне подтвердили и мои сыновья, которые оба ходили у него в любимцах, и потому перед его лекциями и практическими занятиями не спали, ночи напролёт просиживая за учебниками и справочной литературой. С любимчиков у него и спрос особый.
— Выпускной экзамен на сколько сдали? — поинтересовалась я и тут же пожалела. Не исключено, что Вадим из-за своей щепетильности гонял парня как проклятого и в результате срезал. Не нужно бы озвучивать это при ком-то ещё.
— На «отлично», — спокойно ответил он.
Я невольно улыбнулась.
— Достойный внук… Вадим Андреевич не щедр на высокие оценки.
— У него не было другого выхода. Экзаменационная комиссия была единодушна. Впрочем, он не возражал.
— Очень хорошо.
— Дед считает, что мне повезло, что я буду служить под вашим командованием, — неожиданно заявил он. — Он гордится тем, что дал вам ориентировку на командира, и говорит, что вы — один из лучших командиров, кого он знает.
— Спасибо, — кивнула я. — Передайте ему, что, безусловно, в этом есть его заслуга. Впрочем, я скажу ему это сама при первой же возможности. А нам с вами, Юрий Петрович, придётся начинать с чистого листа.
— Капитан-командор — отличный пилот, — подал голос Хок из-за моего правого плеча, — и очень исполнительный офицер. Я о нём много слышал.
— Тем лучше, — кивнула я и тут заметила, как напрягся Булатов, в упор взглянув на старпома, не зло, а как-то тревожно и слегка загнанно. Впрочем, это длилось лишь какое-то мгновение, и он снова взял себя в руки. — У нас ещё будет возможность поговорить, Юрий Петрович, — улыбнулась я, и кивнула девушке: — Лейтенант Кхан.
Они ответили строго по уставу, и я вышла из командного отсека.
— Его тоже выгоняли? — уточнила я вполголоса.
— Сам уходил, — так же тихо ответил Хок. — За три года девять звездолётов. Последний год — в отставке, работал инструктором в какой-то небольшой частной космошколе в Новой Каледонии.
— А в чём причина?
— Спросите сами, командор. Может, вам он ответит, — и старпом распахнул передо мной дверь радиорубки.
Сначала я ничего не поняла. Рубка была как рубка, только гораздо больше обычной и оформлена в несколько странном стиле, с переливчатыми сине-зелёными стенами, круглыми шарами аквариумов на разной высоте в самых неожиданных местах. Да помимо обычной аппаратуры — мягкие кресла и диваны с прозрачными журнальными столиками возле стен. В глубине отсека темнел подсвеченный звёздами космос, а на фоне этого великолепия в приглушенном изумрудном свете, льющемся со стен, застыли двое. Всё б ничего, если б они не целовались, да так, что не замечали доносящейся с пульта морзянки.
— Внимание, тревога… — перевёл Хок, зло улыбнувшись.
— А ты говорил, что они не общаются, — усмехнулась я, подумав, что радиста пытались предупредить о нашем вторжении из командного отсека.
Наши голоса они услышали. Мужчина разжал объятия и резко повернулся, причём мгновенно оценил ситуацию и, резко выпрямившись, отчеканил:
— Старший инженер связи капитан Антон Вербицкий.
Женщина взвизгнула и, отскочив, буквально вжалась в стену за каким-то пультом.
— Очень плохо, капитан, когда радист не реагирует на такие сигналы, как «Внимание, тревога», — заметила я. — Можно ли положиться на такого радиста?
— Конечно, командор. Я слышал этот сигнал, и, безусловно, отреагировал бы на него. Но в этот момент я был занят. Я объяснял младшему товарищу теорию гравитационной инполяции магмы, применяемой для…
Наверно, это всё-таки была чушь, но для меня это не имело особого значения. Передо мной стоял высокий красивый мужчина, античная статуя в форме моей баркентины, с волнистыми чёрными волосами и глазами густого кофейного цвета. Эти глаза смотрели на меня. Он говорил со мной, и, наверно, именно это было самое важное. Его голос, приятный, нежный, странно резонирующий, пронизывал и заполнял собой всё пространство. Он сливался с воздухом, и я вдыхала этот голос, ощущая, как он заполняет меня. Он проникал куда-то глубоко, в самое сердце, в самые глубины мозга, он звучал во мне…
Сзади хлопнула дверь, и я резко обернулась.
— Простите, опоздал, — радостно улыбнулся лейтенант Лю.
Очарование рухнуло. Античная статуя смущенно смолкла.
— Объяснение в письменном виде на мой стол не позднее восемнадцати часов по времени звездолёта, — отчеканила я. — Ещё раз узнаю, что вы улаживаете свои личные дела в рабочем отсеке во время вахты, либо ещё раз пропустите контрольный сигнал с пульта, либо ещё раз будете иметь наглость заговаривать мне зубы, — в любом случае из этих трёх вылетите со звездолёта по дисциплинарному приказу. Всё понятно, капитан?
— Я объясню… — кофейные глаза умоляюще взглянули на меня, так нежно, преданно и печально. Чудо-голос снова запел свою песню…
— Прекратить! — рявкнул Хок. — Прошу прощения, командир. Лейтенант Лю, у нас есть модулятор голоса?
— Есть, — кивнул Джонни.
— Выдайте капитану, — распорядилась я.
— Не нужно… — произнёс он, безусловно, приятным, но совсем не таким жутковато прекрасным голосом. — Я прошу, командор… Я допустил ошибку. Больше не повторится. Клянусь!
— Я не уверена, что мне нужен в экипаже офицер, который относится к старшим офицерам корабля без должного уважения.
— Это не так! — запротестовал он. — Я не могу не уважать вас, я столько о вас слышал. Для меня было огромной честью попасть на этот звездолёт. А о таком счастье, как служить под вашим…
— Кончайте, — поморщилась я.
— Это правда, — тихо проговорил он. — Я не знал, что вы уже прибыли на баркентину. И я повёл себя неподобающим образом, а, увидев вас, испугался и растерялся настолько, что попытался исправить положение тем способом, каким привык исправлять его с детства. Я знаю, что это недостойно, и приношу свои извинения. Дайте мне ещё один шанс. Вы не пожалеете.
Он умоляюще взглянул на Хока.