— Вижу, — кивнула я. — А как насчёт согласования этой оранжереи с главным конструктором?

— Так это ж его идея! Я о лианах. Это пенелопская лиана Эхения Квиста. Она поглощает пыль и все вредные излучения, а выдает чистый кислород. Чувствуете, какой тут воздух?

— Я думала, это вентиляция.

— Нет, вентиляция так не может. Это живой воздух, он от живого существа исходит. Это дыхание жизни… А вот те цветочки уже мои, но они не мешают. Они для красоты и для хорошего настроения. Опять же аромат. А то, чем обычно пахнет в машинном отделении? А у нас будет пахнуть цветами, как и положено на красивой баркентине, ведомой красивым командиром. А вы очень красивая, — искренне восхитился он. — Я для вас выращу розы.

— Спасибо, — поблагодарила я. — Но меня больше работа интересует.

— А что работа? Работа в порядке. Я на строительстве баркентины с момента закладки. Вот этими руками сам монтировал, паял, крутил, собирал. Я ж её, родную, как себя знаю. Могу любой блок с закрытыми глазами разобрать и собрать. Вот разбудите меня ночью и скажите, разбери, Бомбадил, «Херона». За пару часов на чипы раскручу. И обратно скручу… Ещё за пару.

Неожиданно сбоку раздался свист, и Джонни испуганно отскочил от какого-то загадочного полупрозрачного ящика, над которым на тонюсеньких спицах крутился молочно-белый шар.

— Ну что ж ты!.. — раздосадованно воскликнул стармех. — Что ты руки суешь, техника нежная…

Он подошёл и стал что-то переключать на приборной панели ящика. На прозрачной поверхности с лихорадочной быстротой мелькали пелларские символы. Бомбадил внимательно смотрел на них и, кажется, понимал.

— Ах, вот оно что… — пробормотал он и, обернувшись ко мне, заверил: — Сейчас сделаю!

И вдруг заехал кулаком по хрупкому на вид корпусу. Я вздрогнула. Свист смолк, и шар мягко засветился.

— Высший пилотаж, — саркастически прокомментировал Хок.

— Техника меня любит, — гордо похвастался Бомбадил.

— А у неё есть выбор? — уточнила я, глядя на промятую поверхность панели, которая потихоньку выпрямлялась.

— Так быстрее, — уверенно заявил Бомбадил. — Если б разбирать, час бы ушёл, не меньше, а так раз, и вправил.

— Гениально… — вздохнула я. — Что можете сказать о возможностях системы «Херон»?

— Нет, не будет работать, — замотал он головой. — Селезёнкой чувствую. Технические детали — это вам лучше Лин объяснит. Мы с ним говорили об этом ещё при монтаже. Он парень толковый, грамотный. А я… умом чувствую, что так, а объяснить не могу.

Когда мы вышли, я ностальгически проговорила:

— А мои механики на «Эдельвейсе» мыли руки и надевали перчатки, прежде чем открыть кожух реактора.

— Они тебя мистифицировали, — отозвался Хок. — Как видишь, в этом нет никакой необходимости.

— Пожалуй… И можешь не объяснять, почему его выгоняли.

— Куда дальше? — спросил он.

Я задумчиво взглянула на него и поняла, что мне необходима передышка. Я ожидала чего угодно, но не этого. Лианы в реакторном отсеке и хук справа по панели чувствительного пелларского прибора меня доконали. Мне просто захотелось увидеть любимого человека. Ну, имею я право на маленькие женские слабости?

— Давайте посмотрим медотсек и заодно глянем, как там устроился наш доктор.

— Тогда нам наверх, — Хок указал в сторону шахты силового лифта.

Мы поднялись на четвёртый уровень, и я снова замерла в недоумении. Мне даже захотелось проснуться, потому что вдруг стало понятно, что весь этот абсурд просто не может быть реальностью. Конечно, я понимаю, что однообразные светлые коридоры с плафонами на стенах выглядят скучновато. Но это ещё не повод стилизовать их под коридоры старинного замка с укреплёнными на них факелами и окнами-бойницами между ними.

Подходя к ближайшей бойнице, я решила, что если опять увижу рыбок, то немедленно проснусь. Не тут-то было. Никаких рыб. Нормальный космос или ночное небо, если пожелаете. Факелы, к счастью оказались лишь светильниками, имитирующими факелы. А вот каменная облицовка на ощупь казалась совершенно нормальным гранитом.

— Ты уже бывал здесь? — спросила я у Хока, который рассматривал факел.

— Не успел, — ответил он.

— И что ты обо всём этом думаешь?

— Такое чувство, что проектированием и строительством руководил кто-то весьма далекий от космоса и Объединённого космофлота Земли.

— Это принципиально новый звездолёт, — подал голос Джонни. — В какой-то мере экспериментальный. Видимо, его создатели решили, что обычные коридоры — скучно…

Он замолчал, потому что мы дружно обернулись и мрачно взглянули на него.

— Вы бывали в замках, где есть такие коридоры? — поинтересовалась я. — Вы слышали их историю?

— Нет, — смущённо мотнул головой Джонни.

— А тот, кто это придумал, бывал и слышал, — произнёс Хок.

— На корабле не должно быть жутко, лейтенант, — объяснила я. — В космосе итак слишком много жути.

— Там дальше — светлее… — он махнул рукой в дальний конец коридора.

— Пойдём, посмотрим.

Мы пошли по коридору. Со временем на стенах стали появляться вкрапления изумрудных и синих изразцов, потом добавились панели из белого мрамора. Серого гранита становилось всё меньше, а факелы как-то незаметно трансформировались в причудливые восточные светильники, покрытые позолотой. Стало светлее и радостнее, но всё равно как-то не похоже на нормальный космический корабль.

Вслед за вторым помощником мы свернули в светлый, украшенный стройными полуколоннами коридор. Между ними на полу стояли высокие вазы, а в них — снопы колосьев, вязанки сухого камыша и икебаны из сухоцветов.

— Здесь три палаты на две-три койки, — пояснил Джонни, — напротив изолятор, дальше вот поэтому коридору можно пройти к лабораториям, операционной и процедурному кабинету. А здесь два кабинета-приёмные. Раньше был кабинет и приёмная, но за ночь мы переделали.

Пока он рассказывал, я подошла к первой двери и открыла её. Первым, что бросилось мне в глаза, был большой, вмонтированный в стену камин или очень хорошая его имитация. Возле камина стоял низкий прямоугольный столик из тёмного дерева, по обе стороны от него — два больших кожаных кресла, на которые были брошены яркие гобеленовые подушки. Над камином на жёлто-бежевой стене висели в тонких рамах старинные гравюры с изображением рыцарей, арбалет и старинный стилет на дубовой дощечке в форме герба. Чуть дальше, возле трёх арочных окон, объеденённых одной деревянной рамой в виде широкой арки, стоял массивный письменный стол, украшенный резьбой. По другую сторону стола виднелась высокая резная спинка кресла. С другой стороны возле стены стояла кушетка, закинутая мягким бежевым покрывалом.

В окно лился яркий дневной свет. Конечно, на самом деле, в этом помещении, находящемся в глубине корабля, не могло быть никаких окон, но световая панель была сделана так мастерски, что всю комнату заливал золотистый солнечный свет, отчего кабинет выглядел уютным и светлым.