Я и кузнец, и гончар, могу быть даже садовником. Клянусь всеми богами, я даже не знаю, кому теперь из них можно верить, все они отвернулись от нас… но все равно клянусь: что буду работать за десятерых, мои дети тоже изо всех сил будут помогать мне, только… не разлучай теперь хотя бы — нас!

Крисп не совсем понял смысла последней фразы. Но переспросить не успел. Мужчина понизил голос и уже почти шепотом сказал:

— И, если можно… раз уж мы твои рабы… прошу тебя, накорми хотя бы — детей!

— Да-да, конечно! Сейчас!

4. Марцелл открыл сумку и привычно стал пересчитывать эдикты…

Крисп сорвался с места, подбежал к отцу и, волнуясь, сказал, что рабы голодны. Чем накормить их?

— Похвально, что ты так заботишься о своих рабах! — выслушав его, одобрил Марцелл и отвел подальше от кормы с пассажирами. — Как будущий хозяин и господин ты должен быть рачительным во всех отношениях. Плохо только, что ты подошел сюда без моего разрешения! Больше чтобы этого не было! А что касается твоих рабов… Передай Гилару, чтобы он досыта накормил их из котла…

— Спасибо, отец!

— … для своих гребцов! — как о само собой разумеющемся, докончил Марцелл.

Крисп сразу сник.

— А… где мне разместить их? Не будут же они все время стоять на палубе? — глядя себе под ноги, пробормотал он.

— И это верно, — согласился отец. — Пусть сидят на носу корабля. Там теперь много места!

И хоть место, отведенное Марцеллом для рабов, было самой дальней точкой от отца Нектария, такое решение почему-то не огорчило Криспа.

Наоборот, он даже обрадовался, что может теперь быть около них хоть все время! Его так и тянуло к рабам. Одно только смущало Криспа: явная натянутость в их отношениях. Мужчина, как мог, скрывал ее. А девушка показывала при каждом удобном случае. Но вот что странно: насколько она сторонилась его, настолько тянулся к нему мальчик.

И этого Крисп никак не мог понять.

Весь этот день был для него, как миг. И каждый миг — как день.

Вечером, когда они вдвоем с отцом коротали остатки вечера в каюте, Крисп не мог заставить себя не думать о рабах и, особенно, девушке. Марцелл о чем-то спрашивал его. Он невпопад отвечал…

— Ты что, не слышишь, что я тебе говорю? — наконец не выдержал отец.

— Я? Разве?.. — удивился Крисп.

И стал вдруг с жаром рассказывать отцу то, что слышал от мужчины о Дакии: ее дремучих лесах, с причудливыми чащами, особенно в зимнее время, задумчивых озерах, студеных родниках, стучащих, как горячее сердце…

— Что это с тобой сегодня? Ты прямо, как Овидий стал говорить! — вдруг удивленно спросил Марцелл.

— А кто это? Тоже дак? — живо заинтересовался Крисп.

— Нет, римский поэт. Хотя, кое в чем ты прав. Последние годы жизни он провел рядом с Дакией. В городе Томы, куда был изгнан императором Августом за… как бы это помягче сказать… не очень хорошие стихи о любви.

— Разве за стихи о любви ссылают?

— За такие я бы сослал еще дальше!

Они немного помолчали, и Крисп спросил:

— А это — мои рабы?

— Да, я же тебе подарил их! — берясь за сумку с эдиктами, кивнул Марцелл.

— И я… могу делать с ними все, что угодно?

— Конечно!

Марцелл открыл сумку и привычно стал пересчитывать эдикты, внимательно проверяя целостность печатей:

— Один, два, три… Никак не могу понять, как можно верить в то, что говорит этот Нектарий? — как бы между прочим заметил он и, не дожидаясь ответа Криспа, тут же перевел разговор на другую тему: — А что это тебя так стала волновать Дакия?

— Да так…

После вчерашней ночи отношения между отцом и сыном были еще натянутыми, и ни один из них не решался довести до конца разговор о том, что больше всего волновало его.

— Пять… шесть… семь… — продолжал счет Марцелл. — А-а, я, кажется, начинаю догадываться — виной всему — золотистые волосы и синие глаза?

— Да что ты, нет! Нет!! — с жаром принялся отнекиваться Крисп. Он понял, что отец внимательно наблюдал не только за пресвитером, и отчаянно покраснел. — Это я так — просто!

— И я тоже просто! — улыбнулся ему отец, заканчивая счет, — …восемь, девять и — десять! Все в порядке! Доброй ночи, сынок!..

Глава шестая

1. «А что если они готовят бунт?..» — вдруг насторожился Крисп.

Марцелл с Криспом вышли из каюты, когда солнце уже встало, но еще не так ослепительно ярко блестело над горизонтом.

Сидевший у порога воин, с грохотом роняя прислоненный к борту щит, запоздало вскочил на ноги и лихо отсалютовал, делая вид, что не спал всю ночь. Но провести Марцелла ему не удалось.

— Пойди, глаза хоть промой! — с усмешкой посоветовал он и вдруг внимательно посмотрел на охранника: — Постой-постой… Сейчас же не твоя смена! Где твой напарник?

— Заболел… — помявшись, неохотно ответил охранник.

— Что с ним?

— Не знаю, кажется, что-то с животом…

— Наверное, пока вчера меня не было, кислое вино пили? — строго спросил Марцелл.

— Ни капли! — клятвенно приложил руки к груди воин, но, поймав на себе недоверчивый взгляд начальника, отвел глаза в сторону: — Да если бы и пили — со мной же ведь ничего!

Марцелл подумал и приказал:

— Среди пассажиров есть лекарь. Пусть осмотрит его и даст какое-нибудь снадобье. Скажи ему, я попросил!

— Есть, господин! — обрадовался нечаянной возможности размять ноги воин и тяжелыми шагами направился в сторону кормы.

— Погоди! — остановил его Марцелл. — И ты отстоял в карауле всю ночь?

— А что? — удивился воин. — Мы в боевом лагере, бывало, по трое суток не сменялись! Дело обычное…

— Когда не касается эдиктов государственной важности! — нахмурился Марцелл и окликнул: — Крисп!

— Да, отец? — рассеянно отозвался тот, ища глазами отца Нектария и своих рабов…

— У меня к тебе просьба. Точнее — боевой приказ!

— Да, отец, — видя, что Марцелл обращается к нему без улыбки, как к взрослому, сразу посерьезнел Крисп.

— Возьми его меч, щит и копье и побудь на страже нашей каюты, пока он отдохнет! — показал на воина Марцелл.

— Да, отец!

— Не да, а есть! Тебе поручается дело государственной важности!

— Есть!

— Вот так! — похвалил Марцелл, оглядывая сына с мечом в руках. — А тебе, сколько времени нужно, чтобы отдохнуть? — обращаясь к воину, спросил он. — До полудня хватит?

— Более чем! — обрадовался воин. — Бывало в походах…

— Время уже пошло! — предупредил Марцелл, и тот, оборвав себя на полуслове, заспешил к пассажирам, где подошел к одетому в греческий плащ