не хочу стрелять в собак. Вместо этого он наставляет свой толстый палец на Андреса.

— Я поймал его — он крал мои деньги. Никто не будет красть мои деньги, мальчик. Проявление слабости в этом мире делает тебя дураком, а я не дурак. Направь на него пистолет и нажми на курок.

Мое маленькое тельце холодеет. Я хочу застрелить Андреса еще меньше, чем стрелять в собак.

— Но… но он мой друг.

Снова слышу смех за пределами комнаты. Даже мой отец улыбается, но его глаза так и остаются злыми.

— Ты Сантьяго, Данте. У тебя не может быть друзей. Нет, если только ты не готов за них заплатить.

Я пытаюсь вернуть ему пистолет.

— Я не хочу этого делать, папа. Мне жаль.

Напряженная тишина воцаряется в моей спальне. Единственные звуки — это тихие всхлипы моей матери.

— Ублюдок. Ублюдок. Ублюдок.

Ублюдок. Ублюдок. Ублюдок.

— Заткни свой грязный рот! — рычит папа, вытаскивая свой собственный пистолет. — Приведите ее ко мне.

Один из людей моего отца хватает маму за руку, тащит ее и бросает, как мусор, к его ногам. Отец присаживается на корточки и берет ее за горло, приставив пистолет к ее голове.

— Вот как это будет происходить, Данте, — говорит он мне. — Ты слушай внимательно. Ты застрелишь Андреса, и я, возможно, позволю твоей матери прожить еще одну ночь. Понимаешь?

Я тупо киваю. Я хочу убежать. Хочу пойти и спрятаться в коровнике на ферме моего дяди.

— Сделай это, мальчик!

Я поднимаю пистолет на высоту плеча. Моя рука дрожит. Металл кажется жестким и тяжелым в моей руке, будто его там не должно быть. Мизинцем нахожу гладкий, холодный изгиб спускового крючка. Что, если он сработает не так, как должен? Папа все равно будет стрелять в маму?

— Время идет, мальчик.

Я оглядываюсь на папу. Он усиливает хватку на мамином горле. Мне нужно спешить. Ее лицо тоже становится красным. Я знаю, это потому, что она не может дышать.

— Все в порядке, Данте, — шепчет Андрес с пола, заставляя себя улыбнуться мне сквозь собственный ужас. — Спасай свою мать. Она ангел.

— Я знаю, — шепчу в ответ.

Слезы снова текут из моих глаз. Я больше не могу видеть его лица.

— Сделай это!

Папин голос звучит как гром среди ясного неба. Я закрываю глаза, а затем нажимаю на курок своей невинности.

Резкая отдача отбрасывает меня назад. Мою спальню наполняет неприятный запах, за которым следует шквал криков и аплодисментов.

— Рожден для этого. Начисто снес ему макушку! Добро пожаловать в семью, мальчик.

Я слышу гордость в голосе папы, и у меня в животе возникает странное ощущение. Не хочу, чтобы он гордился мной. Я хочу увидеть, как его жирное красное лицо взорвется, как у Андреса. Я не могу смотреть на своего друга сверху вниз. Не хочу видеть, что я натворил здесь, в своей спальне, поэтому закрываю глаза так крепко, как только могу, когда пистолет вырывают у меня из пальцев.

Все мои игрушки окрасились в красный.

Красный.

Красный.

Красный.

— Сладких снов, Данте, — слышу я усмешку папы.

Раздается глухой удар и крик, когда он снова толкает маму на пол. Его тяжелые ботинки волочатся по половицам, и я жду, когда дверь захлопнется. А потом я остаюсь один.

Совсем один с трупом Андреса и плачущей мамой, которая никогда себе этого не простит.

Глава 8

Ив

Должно быть, я снова уснула. Когда просыпаюсь, вижу, что одна. Я лежу, прислушиваясь к громким голосам по другую сторону двери. Один из них принадлежит Данте, другой — Джозепу, но я не могу разобрать их слов из-за гула двигателей.

Обернувшись в белую простыню, я спускаю ноги с кровати и иду в маленькую ванную. Все мое тело ноет. Воспользовавшись туалетом, я брызгаю холодной водой на лицо, а затем смотрю на свое отражение в зеркале над раковиной. Я выгляжу трахнутой. Хорошо и по-настоящему трахнутой. Размазанная тушь, растрепанные волосы, раскрасневшиеся щеки, припухшие от поцелуев губы — полный набор.

Куда он меня везет?

Почему он вернулся за мной?

Почему сейчас?

Я дура, если думаю, что он даст мне ответы. Даже если я закричу на весь самолет, он просто снова заставит меня подчиниться. Данте Сантьяго — худший тип властного головореза.

С другой стороны, он настолько хорош… ох, так хорош.

Смотрю на себя и застенчиво улыбаюсь. Я не могу лгать. Передышка в его сильных руках, облегчение от того, что он снова рядом со мной… это больше, чем я когда-либо мечтала. Мои обиды теперь не могут причинить мне вреда. Мое чувство вины начинает исчезать. Тем не менее, меня беспокоит тот размах ненависти, который я почувствовала в нем. Он хуже, чем раньше. Это пугает меня. Он пугает меня.

Я закрываю глаза и прислоняюсь лбом к зеркалу, наслаждаясь прохладой напротив своей кожи. Головная боль превратилась в тупую пульсацию, и у меня снова появляется это странное чувство разрыва связи.

Кто я?

Ив Миллер.

Несостоявшаяся дочь.

Отмеченная наградами репортер.

Любовница главного преступника.

Все эти звания применимы прямо сейчас, но я не чувствую себя достаточно сильной, чтобы быть кем-то из них.

Направляясь обратно в спальню, я поднимаю с пола свое черное коктейльное платье. Оно испорчено. Данте в спешке порвал его, торопясь вернуть меня. Я ни за что не смогу надеть его снова, и эта простыня тоже не вариант. Слишком много воспоминаний того времени, когда он впервые похитил меня и держал пленницей в своей спальне.

Открыв маленький шкаф, я нахожу пару чистых рубашек. Наконец хоть что-то, что я могу надеть. Надев светло-голубую рубашку на пуговицах, я закатываю рукава и поправляю воротник. Она смотрится огромной на моей стройной фигуре и сильно пахнет Данте — той самой пьянящей смертоносной мужественностью, в которой я тону каждый раз, когда он рядом со мной.

Когда я открываю дверь, его нет в кабине. Здесь только Джозеп. Он сидит в том же кресле и хмуро смотрит в свой ноутбук. В воздухе витает напряженность, стойкая атмосфера, оставшаяся от недавнего разногласия, и я вспоминаю громкие голоса, которые слышала ранее.

— Привет, — тихо говорю я.

Он поднимает глаза и припечатывает меня своим испытующим взглядом. Он еще один мужчина-гора с таким же внушительным телосложением и сильной уверенностью, как у Данте. Выражение его лица более невозмутимое, чем обычно, но глаза начинают смягчаться, когда он видит меня здесь стоящую.

— Ив. Как ты себя чувствуешь?

— Кажется, хорошо… кроме головной боли.

— Я найду тебе таблетку.

— Было бы