не успела с ней поделиться тем, что вы мне сделали непристойное предложение, — не удержалась я, вызвав своими словами возмущённый «ах» от тёти. Правда, для меня осталось неясным, возмущалась она поведением короля или тем, что я об этом так спокойно упомянула. — Не успела я добраться до Фрумоны, как леди Хаго поступил приказ от вас явиться в столицу.

— У вас была целая дорога для рассказа.

— Я использовала её куда правильней — выспалась. Дорога во Фрумону выдалась не из лёгких, знаете ли, Ваше Величество.

Расчёска скользила по волосам, как лёгкая яхта по морю при попутном ветре. Управляться с такой копной было непривычно, но я справлялась, получая от этого даже некоторое удовольствие. В том числе эстетическое: волосы были нежные, как шёлк, и отливали золотом.

— Вам не идёт этот цвет, Эстефания, — неожиданно сказал король. — С чего вы вдруг вырядились во всё чёрное, как ворона?

Поправлять Его Величество и сообщать, что ворона как раз чёрная не полностью, в отличие от ворона, я не стала. Вряд ли он умилился бы моим орнитологическим знаниям. Скорее, посчитал бы ещё одним оскорблением короны.

— Это траур по моим погибшим надеждам.

— Надеялись красиво умереть на эшафоте? — рассмеялся он. — Другие ваши надежды пока не похоронены. Например, надежде на счастливый брак суждено сбыться совсем скоро.

Я скорчила гримаску, показывающую отношение к навязываемому жениху, и начала заплетать волосы. Пусть тётя считает это деревенской причёской, но косу потом можно уложить на голове и закрепить шпильками, которые я предусмотрительно не стала продавать ювелиру.

— Ваше Величество, — вмешалась в нашу милую беседу тётя, — вопрос слишком серьёзный, чтобы к нему столь легко относиться. По какой причине блок с магии моей племянницы не был снят?

— А его ставили? — удивился король. — Кто?

— Я не помню. У меня блок ещё и на части памяти, — пожаловалась я. — И это точно нарушение моих прав.

И неважно, кто их нарушил: мне нужна память этого тела, иначе я могу ошибиться до смерти: именно такие ставки наверху.

— Этим займётся ваш будущий муж. Не переживайте.

Он положил свою руку на мою, якобы желая успокоить. Или напротив — желая заставить нервничать. Короли — существа непредсказуемые, играют по своим правилам, даже когда они такие красивые. Рука тоже была красивая, на удивление не изнеженная рука кабинетного деятеля, а рука того, кто не чурается физических нагрузок — подушечки мозолей ощутимо царапнули мою нежную кожу. А ещё царапнул перстень. Королевский, окутанный магической дымкой, не позволяющей разглядеть, что на нём изображено. Почему-то казалось, что я должна это знать, но при попытке вспомнить я словно упиралась в упругую стену, которая продавливалась с огромным трудом совсем на чуть-чуть, а потом отшвыривала меня назад, не позволяя заглянуть в сокровищницу памяти.

— Ваше Величество, вы сейчас про того, у кого жёны падают с лестниц, после чего исчезают все связанные с ними проблемы? — уточнила я, выдёргивая свою руку из его.

— Не выдумывайте Эстефания. Он был женат только единожды, — чуть разочарованно сказал Теодоро.

Его рука продолжала лежать на моей ноге, хотя успокаивающим жестом теперь это точно нельзя было посчитать. Конечно, между нами были ещё несколько рядов ткани, и всё-таки это был явный непорядок, поэтому я потянула за королевскую манжету и переместила его руку на его же колено. Теодоро сопротивляться не стал, сделал вид, что не происходит ничего особенного. Тётя же отметила чуть приподнявшейся бровью. В наш разговор вмешиваться она не торопилась.

— Мне кажется, одного брака ему достаточно, — заметила я. — В его возрасте пора уже думать о возвышенном, о боге, а не о новых жёнах.

— В его возрасте? Вы о чём, Эстефания?

— Как о чём? Вы мне пытаетесь подсунуть дряхлого старца.

— Вы что-то путаете, Эстефания. Графу Нагейту ещё сорока нет.

— Вы считаете его юным, Ваше Величество? У него и зубов своих, скорее всего, не осталось, в таком-то почтенном возрасте.

Лицо Теодоро стало задумчивым-задумчивым. Наверняка проверял языком наличие собственных зубов. Тётя же с трудом сохраняла серьёзный вид, хотя ей точно своих зубов стыдиться не следовало: насколько я успела заметить, у неё они все были на месте и отличались ровным жемчужно-белым цветом. В юности она была необыкновенно хороша, сейчас тоже была красива, но возраст уже наложил свой отпечаток на лицо. Возможно, ей ещё посвящали сонеты какие-нибудь старые поклонники, но на дуэли за её благосклонность уже давно не дрались.

— То есть, Ваше Величество, вы мне, герцогине Эрилейской, подсовываете жениха даже не второго, а третьего сорта и считаете, что не нарушаете мои права? — решила я закрепить успех.

— Первый раз слышу о сортах женихов, — отмер Теодоро. — И что же относится к первому сорту?

— К первому? — от неожиданного вопроса я ненадолго задумалась. — Те, кто имеют ум, чувство юмора, высокое положение, хороший доход, молодость и красоту.

— А ко второму?

— Когда одного пункта из этого списка нет. Но давайте всё-таки вернёмся к вопросу моей утраченной памяти. Артефакт признал мою невиновность, а блок не сняли.

Теодоро предпочёл притвориться, что ничего не расслышал. Возможно, ему стоило намекнуть, что у него тоже начинаются возрастные проблемы со слухом?

— Бласкес говорил, что вы в тюрьме проводили какой-то ритуал…

Эта королевская реплика очень заинтересовала тётю, которая уставилась на меня с явным вопросом.

— Тогда он должен был ещё сказать, что у меня ничего не получилось.

— Почему же… Возможно, как раз результатом этого ритуала оказалось то, что артефакт признал вас невиновной…

Отчасти это было так, если считать, что он признавал невиновной графиню Эрилейскую, но это не отменяло факта, что я никого не травила и даже не заключала с Бласкесом никакого опасного договора. Но клятва связывала меня в точности, как предыдущую Эстефанию. Наверняка существовали способы её обойти, но увы, я их не знала.

— Артефакт признал меня невиновной, потому что я ничего вам не делала. Вам следует присмотреться к своему окружению. Если, разумеется, вас вообще кто-то травил, а не была устроена постановка для того, чтобы на меня надавить.

— Надавить?

— Заставить меня выйти замуж за вашего престарелого графа.

— Что вы, милая Эстефания, — он усмехнулся весьма хищно. — Если бы артефакт не признал вашу невиновность, то вас бы казнили. Прощать покушения на королей