– Надо вырубить двигатели, – произнес Бен. Он вернулся в салон, а Краб принялся щипать канат. Размеров Краб был не самых больших, но его клешни могли причинить ощутимый вред, когда того требовала обстановка. Канат начал мочалиться, прядь за прядью.

Бен взлетел по лестнице, когда катер задрал нос еще выше, отчего винтовая лестница приняла горизонтальное положение. Когда Бен одолел ее, его силой притяжения буквально вмяло в окно на задней стене мостика, откуда пульт управления сделался практически недосягаемым. Он рухнул на пол и принялся карабкаться по нему, как по стенке, пока катер все выше и выше задирал нос. Не успеть. Кто бы ни был этот Постановщик, Бену никогда не увидеть его лица. И Терезу с детьми он тогда больше никогда не увидит. После всех проведенных с ними лет ему нужна была лишь еще секунда. Даже не секунда. А кадр. Одна двадцать четвертая секунды. Последний снимок всего, что он любил, прежде чем его поглотит море. Он снова потянулся к рубильнику, но без толку.

И тут катер внезапно сорвался со швартова и резко подпрыгнул вверх. Бена вновь швырнуло на стекло мостика, и он почувствовал, как оно разлетелось вдребезги от мощного удара. И вот он уже падал с мостика, битое стекло рассекало ему кожу, после чего он рухнул на кожух из стекловолокна, защищавший моторы с пропеллерами, которые тащили катер вверх и вперед.

Теперь началось самое худшее, поскольку сила притяжения снова вступила в свои права, и катер начал опускаться. Три, два, один… БА-БАХ. Он плюхнулся днищем на поверхность океана, словно горбатый кит, вздыбив вверх тысячи литров воды и швырнув Бена на палубу. Не успел он очухаться, как началось ускорение, Бена отбросило назад, вбок и, наконец, за борт.

Но оставался канат. Сбоку свисал его измочаленный конец, перекушенный благодаря лихорадочным усилиям Краба. Каким-то образом Бену удалось в темноте поймать обрывок руками. Он вцепился в него, пока катер набирал скорость и выскакивал на синий океанский простор. Теперь он набрал крейсерскую скорость, и Бен чувствовал, как ноги волочет по воде, которая заливала его, пока он бился и стукался о резиновый обод над днищем. Долго ему так не продержаться. Он истошно звал Краба, не зная, где тот и остался ли на борту.

– КРА-А-АБ!

Краб выглянул из-за борта средней палубы.

– Чего тебе?

– Выруби двигатели!

– Зачем?

– Выруби, и все!

Краб затрусил обратно на мостик, но он оказался слишком маленьким, чтобы дернуть назад рубильник или повернуть ключ. Под пультом вились соединительные провода, так что он нашел проводок под зажиганием и изо всех сил вцепился в него клеш- нями.

Оглушительный рев пропеллеров и двигателей смолк, и туго натянутый канат наконец ослаб в истерзанных руках Бена. Ноги его теперь барахтались в спокойной воде, когда он двинулся чуть вперед и понял, что вертикально болтается вдоль борта катера. Он стал карабкаться вверх по канату, черпая силы из последнего резерва, о существовании которого до того момента даже не подозревал. Этот подъем будет стоить ему последних сил. Стоить всего, если на то пошло. Все равно, где умирать: здесь или чуть позже где-то еще, но он упорно лез вверх, подтягиваясь и чувствуя, как мокрый соленый канат впивается в раненую руку. После таких испытаний он еще долго не сможет нормально двигать руками.

Бен буквально вытянул себя на борт и рухнул на палубу, словно снятый с крючка марлин. Очень долго он просто жадно дышал, приходя в себя. Чуть позже он почувствовал, как что-то щекочет ему живот. В лунном свете он разглядел очертания Краба.

– Спасибо тебе, – сказал он Крабу.

– По-моему, я катер сломал.

Когда Краб сполз с него, Бен заметил луну. Ну по крайней мере одну из лун. Теперь в небе их висело две.

Две луны.

– Тебе нужно встать, – заявил Краб.

– Не могу, – ответил Бен. Он весь промок и перемазался кровью. Единственное, что он мог теперь делать без боли, – это дышать. – Не могу шевельнуться.

– Давай двигай булками. Нас сносит с тропы.

От этих слов Бена быстро подняло на ноги. Конечно же, он увидел, как катер сбивается с курса: одна линия светящихся водорослей уходила вдаль прямо под корпусом судна, причем под странным углом. Если они совсем сойдут с нее, возможно, появится какой-нибудь кашалот, который проглотит их вместе с катером. Бен ринулся в рубку и повернул ключ. Ничего.

– Не заводится.

– Я же тебе говорил, – заметил Краб. – Я сломал эту чертову посудину. Провод перегрыз.

– Какой?

– Не знаю. Справа где-то.

Бен заглянул под пульт и увидел перекушенный провод. Он лихорадочно искал второй кончик, пока катер сносило дальше к… Господи, в каком направлении-то?

Наконец ему повезло, и он нащупал второй конец провода. Он соединил провода на живую, и от удара током его руки в который раз дернулись от боли. Но все получилось. Двигатели завелись, и Бен самую малость сдвинул рубильник вперед, чтобы вернуть катер на прежний курс. Через несколько мгновений он уверенно встал по центру тропы, двигаясь вперед в свете двух лун. Свет на мостике вновь зажегся, и Бен увидел Краба, сидевшего на приборной панели, и валявшийся в углу бесполезный телефон. Он снова поднял его и опять нажал на кнопку включения, но ничего не вышло даже после того, как он вставил его в рабочую розетку. Он поднял глаза кверху.

– Я не знаю, к кому обращаюсь, – к Богу или же к Постановщику, которого должен найти, но я прошу о милости, – взмолился Бен. – Я очень скучаю по семье. Позвольте мне хоть их лица увидеть. Если у вас есть хотя бы капля жалости…

Телефон ожил и выдал ему картинку. Всего одну. На ней они всей семьей справляли в закусочной шестой день рождения Руди. Бен сидел посередине, одной рукой обняв равнодушного с виду Питера, а другой прижимая к себе именинника, который вырывался и пытался поскорее поглотить шоколадный торт. Флора выглядывала из-за их спин. Она корчила рожицу, поскольку девятилетние дети никогда искренне не улыбаются в объектив. Справа располагалась Тереза. Она, как всегда, широко улыбалась и пыталась обнять руками все семейство, чтобы оно не расползалось в разные стороны. Большим пальцем руки она поглаживала обручальное кольцо: это у нее давнишний нервный тик.

Затем дисплей снова почернел. Бен опять посмотрел вверх. По лицу у него текли слезы.

– Спасибо.

– И чем теперь займемся? – поинтересовался Краб.

Ответ Бен знал заранее.

– Мне надо принять душ. А ты оставайся здесь и следи, чтобы мы не сбились с курса.

– А если собьемся?

– Зови меня.

– А с чего это я тут должен торчать на часах?

– Может, хочешь сперва душ принять?

– Нет, похоже, что нет.

– Я тебе чего-нибудь принесу. Что ты хочешь?