А сколько двойных агентов удалось переловить только за лето сорок третьего! Они переходили линию фронта, поднимали руки и шли сдаваться. Уверяли на допросе в органах, что умышленно согласились сотрудничать с абвером, чтобы оказаться на советской территории и продолжать войну против фашистов.

Одним в Смерше верили, другим не очень. Проверяли щепетильно. Знали про фокус с двойной легендой. Вторую агенты сообщают органам, по первой продолжают работать, ковать победу непобедимого тысячелетнего рейха.

Майор Попович не был юнцом в этих играх. В прошлом месяце ему исполнилось тридцать три.

Был такой парень по имени Иисус. Он многого добился и помер точно в этом возрасте. Никита тоже кое-чего достиг, но отправляться на тот свет не планировал. Ему страшно хотелось увидеть конец войны, вспомнить, что такое мирная жизнь.

В тридцатом он связал свою жизнь с армией, поступил в училище, расположенное в Воронеже. Дальние гарнизоны, пустыни Туркестана, лютые басмачи, молодая жена. Они расстались по возвращении в Воронеж. Он не винил ее, она и вправду натерпелась. Детей не нажили – не беда, молодой еще.

Озеро Хасан в тридцать восьмом, где он командовал взводом разведчиков. Река Халхин-Гол в тридцать девятом. Постыдная финская война, где наша армия проявила себя очень некрасивым образом. Потом непрерывная, длящаяся уже двадцать восемь месяцев мясорубка под названием Великая Отечественная война советского народа против немецко-фашистских захватчиков.

В сорок первом он едва не загремел в плен, выходя из окружения. Потом лично положил из пулемета дюжину карателей, спешащих уничтожить придорожную деревушку в центральной части Белоруссии, неделю плутал по лесу без еды и боеприпасов.

Майор вышел из оцепенения, развернул карту Злотова и окрестностей, полученную в третьем отделе. Он пристально всматривался в контуры городских улиц, в линию Земана на западе, в заболоченные Панинские леса на севере.

Главная городская артерия, улица Троицкая, где и была сосредоточена вся активная жизнь, тянулась вдоль реки. Две ветки от нее шли на восток – улицы Замковая и Сухарная. Между ними частный сектор, извилистая сеть переулков и проездов. На северо-востоке поселок Калинки, где обретался штаб полка.

Какая нужда влечет сюда немецких шпионов? Майор смотрел на перехлесты переулков, переводил взгляд на Панинские леса, пытался понять, что изволит сообщить ему интуиция.

Телефон не звонил. Рано еще. Все работали. Интуиция затаилась, загадочно помалкивала. Покой расслаблял, замедлялась мыслительная активность.

В коридоре послышался шум. Там кто-то топал. В открытую дверь заглянул высокий нескладный субъект с вытянутым пресным лицом. Очевидно, он рассчитывал увидеть другого человека. Это было написано на его физиономии.

– Прошу прощения, – проговорил он. – А где Тамара Никаноровна?

– Сегодня я за нее, – отозвался Никита, лихорадочно вспоминая, кто такая Тамара Никаноровна.

Да, товарищ Чеботарь, временно исполняющая обязанности председателя несуществующего горсовета.

– Проходите, товарищ. Какие у вас вопросы? Или это очень лично и неприлично? – Попович располагающе улыбнулся.

Мужчина прыснул.

– Нет уж, спасибо, товарищ майор. Тамара Никаноровна у нас из другого теста. – Он вошел, пожал протянутую руку.

В нем не было ничего военного, начиная от нестриженых волос и кончая потертым гражданским облачением.

– Вы из связи, товарищ? Очень своевременно.

– Почти. – Никита сверкнул волшебной книжкой. – Присаживайтесь, товарищ. И не меняйтесь, пожалуйста, в лице, это просто разговор. С кем имею дело, если не секрет?

Мужчина сглотнул слюну, словно ежа проглатывал.

– Председатель горисполкома Кислевич Георгий Неронович.

– Неронович? – удивился Никита. – Ваш папа был римским императором? Последним, если не ошибаюсь, в династии Юлиев-Клавдиев? Поздравляю, товарищ председатель.

– Это у бабушки моей выясняйте, – заявил Кислевич. – Всем так интересно. Да, подкузьмила папеньке и мне бабуля. А была всего лишь учительницей истории в старом Брест-Литовске.

– Ладно, все в порядке. Римская империя – великое государство. Тогда люди еще не знали об учении марксизма-ленинизма, – пошутил Никита, внимательно наблюдая за лицом собеседника.

Оно оставалось странным, каким-то неустойчивым, робким, подобострастным. Он собрался что-то сказать, но передумал. И это правильно, слово не воробей. Оно вылетит, а ты сядешь.

– У вас какое-то дело к Тамаре Никаноровне?

– Да, мы вынуждены общаться по работе, – неохотно выдавил Кислевич. – Формируется исполком, уже созданы комиссии по продовольственному снабжению и расселению солдат и офицеров, квартирующих в городе. Формально мы обязаны выполнять постановления горсовета, но Тамара Никаноровна пока у нас одна. Выборы депутатов по понятным причинам еще не проводились. Скажите, товарищ майор, ее арестовали?

– С чего вы взяли? – осведомился Никита. – Есть к тому основания?

– Но вы же здесь.

– Ах, вот оно что. Успокойтесь, Георгий Неронович, мы просто заняли пустой кабинет в этой части здания. Придет Тамара Никаноровна, и мы утрясем вопрос, решим, кто где сидит.

– Вот оно что. – Кислевич не удержался, шумно выдохнул. – Простите, товарищ майор, не разобрался.

– Бывает. Давно вы здесь?

– Четвертый день. Новый человек, можно сказать. Товарищ Суслов, председатель районного исполкома, направил меня на ответственную должность, восстанавливать хозяйство в городе районного подчинения. Хотя какой я новый? – Кислевич справился с волнением, приходил в норму, похоже, сам устыдился своего минутного малодушия. – До войны жил и работал в Рошеве. Тамошний я. Это сорок верст на север от Злотова, если краем Панинских лесов ехать. Завгаром был, механическими мастерскими заведовал, в партию вступил по рекомендации второго районного секретаря товарища Кругловича. В начале сорок первого перевели меня на административную работу в исполком, но война началась.

– В армии служили? Или в эвакуации прозябали?

– Нет, товарищ майор, этой страницы биографии мне стыдиться нечего. – Кислевич осмелел, приосанился. – Партизанил я в здешних лесах. В июле сорок первого наши отступали. Часть районной власти на восток подалась, а другая тут осталась. Мы с товарищем Зиминым, вторым секретарем райкома, в леса ушли. Тридцать человек нас было, зиму пересидели на болотах за Панино. Немцы туда боялись заходить, тонули часто. Потом пополнение приняли, развернулись.

– Ваш отряд действовал в Панинских лесах?

– Так точно. Пару раз далекие рейды на запад совершали, но всегда в родные пенаты возвращались. Знали мы тайные тропы через болота, места, где можно схорониться так, что и с самолета не разглядишь. Немцы бомбили нас, да все нипочем. Товарищ Зимин командовал, а я у него заместителем был. Сейчас наш отряд на запад ушел, в лесах под Витебском обосновался, оттуда фрицам пакостит. Товарищу Зимину майора дали. А меня приказом отправили на гражданские хлеба, поднимать промышленность и сельское хозяйство в освобожденном районе.