Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Выпускной летом. Жара. Это у вас на станции погода под контролем, а на планетах она сама работает как получится. И вот, когда начинается празднование…
— Гулянка.
— В меру испорченности, знаешь ли. В общем, пиджаки всё равно скидывают в машину или еще куда. И я типа сэкономил.
— Ну хоть галстук-то у тебя был?
— Был. Но я его где-то там же и потерял. Во время очередного дурацкого конкурса… Примерно тогда же, когда впервые захотел купить пистолет.
— Мечтал пристрелить тамаду? — хитро улыбнулась Юми.
— Ты знала! — рассмеялся Виктор. — Ладно, что там с записью?
— Готово. Только говори кратко и по теме — канал не резиновый, и так качаться будет сто лет. Сделай умное лицо… Фигово у тебя выходит, ну да ладно. Три, два, один, запись пошла!
Когда работаешь в полиции, иногда приходится опрашивать свидетелей. Намного чаще, чем хотелось бы. И каждый раз необходимо объяснять, кто ты, откуда и по какому именно поводу. Худшим из своих рабочих дней Виктор до недавнего времени считал «поквартирный обход» двадцатиэтажного дома. Затмить этот ужас смог только тазик для цемента, и то еле-еле. Но навык выработался до автоматизма.
— Добрый день, меня зовут Виктор, я из полиции, расследую дело о контрабанде «предметов материальной культуры нечеловеческого происхождения». Мне необходимо встретиться с господином Шульцем из аукционного дома «Дитрих, Розенберг и партнёры», — начал Виктор.
Выдержал небольшую паузу, и продолжил:
— Господин Шульц, у меня есть основания полагать, что на рынке нечеловеческого антиквариата появилось или в ближайшее время появится множество предметов, происхождение которых невозможно отследить. По видимому, мы имеем дело с ранее закрытыми коллекциями, каким-то образом попавшими на рынок, или даже с новыми, неизвестными широкой публике и властям местами раскопок. Могу гарантировать вам, что в рамках следствия не идёт речи о вашем участии в нём в каком-либо качестве. Ваше имя не будет упомянуто в материалах дела, я обещаю полную конфиденциальность. Однако мне крайне необходима помощь эксперта, в связи с чем прошу вас о личной встрече.
Здесь пришлось чуть перевести дыхание — фраза получилась длинная и громоздкая. Хорошо, что осталась всего пара предложений:
— Ближайшие сутки я буду находиться в этой системе на корабле под названием «Кицунэ», данные будут прикреплены к сообщению. Если получится выкроить для меня место в вашем графике — прошу, дайте знать. Конец связи.
Виктор перевел дыхание и повернулся к Юми. Художница смотрела на него с укором.
— А ты, оказывается, серьезными делами занят… — тихо сказала она. — О таких вещах предупреждать надо.
— Чтобы ты еще сильнее заломила цену? — ответил Виктор.
Юми фыркнула и отвернулась к пульту.
«А знала бы всё до конца — вообще отказалась бы лететь» — мрачно подумал Виктор. — «Поэтому я тебе ничего не скажу, ни к чему это…».
— Куда после этой станции? — вдруг спросила Юми, не оборачиваясь.
— Будет видно.
— Думаю, Хаб-3.
— Очень может быть.
— И я получу деньги… — улыбнулась Юми.
— Очень может быть, — усмехнулся Виктор. И рассмеялся, когда Юми подскочила в кресле.
— Злыдня ты, — надула губы художница.
«А ты алчная» — подумал Виктор. — «И не отделаться от меня хочешь, а цену набиваешь. Другое дело, что платить тебе больше нечем. Так что, действительно, Хаб-3. Надеюсь, этот Шульц скажет хоть что-то полезное».
* * *
Шульц любил свою работу. Не просто продавал и покупал вещи на аукционе, но отдавался делу целиком. Люди говорили, что он фанат. Сам Шульц сказал бы, что это его страсть. Он любил красивые слова, красивые вещи… а больше всего любил «артефакты нечеловеческого происхождения». Хотя эта казённая формулировка всегда царапала ему слух. Как можно в трех словах презренного канцелярита, этого суррогата языка для офисных леммингов без души и воображения, описать богатейшую культуру, совершенно не похожую на человеческую и оттого непонятную, таинственную и манящую?
Шульцу было интересно, он действительно разбирался в предмете, а не подглядывал в документацию. Благодаря этому он и поднялся, из наёмного менеджера стал партнёром, совладельцем. С мизерной долей акций, но тем не менее. Дитрих и Розенберг ценили и уважали толковых людей.
Но было в этой работе и то, что Шульцу никогда не нравилось. Бумаги. Их просто море. Каталоги, лицензии. Сотни согласований с десятком надзорных и разрешительных контор и управлений, не нужных никому кроме самих себя. А еще письма. Большую часть можно спихнуть на секретарей, но всё равно остаётся немало. Всяческие «полезные знакомые» и «постоянные клиенты», с которыми полагается вести учтивую переписку, поздравлять с праздниками и, конечно же, приглашать на следующие аукционы. Где эти бездарности, корчащие из себя знатоков, снова оставят очень много денег. И снова заберут себе что-то по-настоящему редкое и ценное.
Шульц давно не вел аукционные торги сам — те времена давно в прошлом, «партнёру» такое не по статусу. А теперь еще избегал на них бывать. Не мог смотреть спокойно, просто сердце кровью обливалось. Увы, работая в аукционном доме, ты продаёшь и покупаешь, но редко можешь что-то оставить себе. В какой-то момент Шульц подёргал за ниточки, подключил нужные знакомства, сочинил правильные слова — и выкружил себе огромный, просторный кабинет на станции. И теперь все предметы перед аукционом несколько дней, а то и недель, стояли там на стеллажах, радуя взгляд самого преданного своего ценителя перед тем, как навсегда исчезнуть в пыльных закрытых коллекциях жадных бездарностей.
На самом деле, была у Шульца и своя коллекция. Увы, небольшая. Артефакты приобретались через подставных лиц. Разумеется, все держалось в строжайшем секрете — не годится покупать у самого себя, пусть и за полную цену. Урон по репутации мог быть просто сокрушительным. Но удержаться было трудно, трепетная душа коллекционера просто не позволила бы.
Увы, с «подставными» было очень много мороки. Такие же бездари, не знающие цену вещам. Шульц давно мечтал найти себе партнёра, такого же фаната, как и он сам. Человека, который всё сделает правильно, и — что гораздо важнее — с которым можно просто поговорить. Заварить по чашечке настоящего кофе со Старой Земли и насладиться ученой беседой…
Увы, настоящих специалистов по «нечеловеческим артефактам» было мало. Лишь одного из них Шульц считал равным себе. А он категорически отказывался сотрудничать. Вот так, бывают в жизни огорчения.
— Ладно, — вздохнул он, ни к кому не обращаясь. — Письма сами себя не напишут.
Взял со