– Еще один вопрос, Леонид Семенович, весьма деликатного свойства. Рысков сообщил мне, что у нас в Третьем отделении имеется агент социалистов, который снабжает их весьма ценной информацией.

– У нас? – Дубельский удивленно поднял брови. – Это совершенно исключено! В Третьем отделении служат исключительно проверенные люди, с прекрасной репутацией и безупречным прошлым…

– Я тоже так думал, – признался Геберт, – но потом стал сопоставлять факты и понял, что Рысков прав. Помните, два месяца назад мы взяли подпольную типографию?

– Конечно, – отозвался Дубельский, – великолепная операция – накрыли конспиративную квартиру в двух шагах от полицейского управления. То-то злился генерал Жариков, когда мы ему нос утерли!

– Верно, – согласился полковник, – только вот странность: в квартире никого не оказалось и в засаду никто так и не попал. Создавалось впечатление, что социалистов предупредили.

– Случайность, – пожал плечами Дубельский, – им просто повезло.

– Возможно, – кивнул Геберт, – но таких случайностей за прошлый год я обнаружил целых три. Согласитесь, это уже закономерность. Полагаю, среди наших служащих действительно есть предатель. Я не знаю, кто он и каковы его мотивы. Может быть, это деньги, может быть, нечто совсем другое – любовь, высокая идея… Но в любом случае его необходимо выявить, причем в самое короткое время, иначе наша операция может провалиться.

– Что вы предлагаете?

– Предлагаю поручить это дело мне лично, я найду способ прищучить предателя. Однако мне потребуется доступ ко всем личным делам – как агентов, так и конторских служащих.

– Вы их получите, я отдам такое распоряжение, – Дубельский решительно хлопнул ладонью по столу. – Об одном только прошу – никому ни слова! Если кто-нибудь узнает, позора не оберемся!

Геберт кивнул головой и заверил, что привлечет к расследованию только самых надежных и проверенных людей. Дубельский несколько успокоился и отпустил полковника, но до конца дня так и не смог заняться делами – мысль о таинственном предателе не давала ему покоя. Он перебрал в уме всех служащих, но не смог найти ни малейшей зацепки – все казались людьми абсолютно достойными, с безукоризненной репутацией.

Леонид Семенович промучился до пяти часов вечера, а потом поехал в театр – развеяться и немного успокоить нервы. Давали "Севильского цирюльника" и на сцене блистала бесподобная Алина Иваницкая. Петербург уже несколько месяцев наполняли слухи о романе между ней и Мишелем Романовым, и это делало представление еще более занимательным. А присутствие на нем царского племянника придавало спектаклю особую пикантность…

18 февраля, среда

Невский проспект

Желябин медленно шел вдоль Екатерининского канала – присматривал место, где лучше поставить метальщиков. Постоял немного на углу Инженерной улицы, подумал, прикинул расстояние, потом двинулся дальше. У решетки Михайловского сада осмотрелся – пожалуй, это самая удобная позиция. Набережная в этом месте была довольно узкая – с одной стороны ее обрезает канал, с другой – кованая решетка. Даже не слишком опытный метальщик вряд ли мог промахнуться мимо цели. Значит, решено: именно здесь он поставит Рыскова, а чуть дальше, возле Театрального моста, – Грановицкого. Николай бросит бомбу первым, а Игнат – вторым, если не удастся сразу поразить цель. Желябин осмотрелся еще раз и остался доволен – лучшего места действительно не найти. Что же, на сегодня все, решил он, теперь нужно заняться другим делом, не менее важным.

Андрей вынул из кармана часы, взглянул на циферблат – было без четверти одиннадцать. Следовало поторопиться – Алина Иваницкая обещала прийти без опоздания, нельзя заставлять ее ждать. Желябин развернулся и быстро пошел в сторону Невского проспекта. На углу Екатерининского канала он свернул налево и через пять минут был возле кофейни Чарткова.

Кофейня открылась совсем недавно и только начала пользоваться популярностью у петербуржцев. Публику (особенно молодых светских дам) привлекали богатый выбор французских пирожных и возможность говорить без свидетелей – зал был поделен на небольшие кабинки с высокими перегородками. Поэтому в кофейном салоне часто назначали приватные встречи и вели беседы, не предназначенные для чужих ушей.

Андрей вошел в зал, отдал пальто, шляпу и трость швейцару, а сам поспешил занять место в одной из самых дальних кабинок – он не хотел, чтобы их с Алиной кто-нибудь видел. Подскочил официант в длинном, белом, на французский манер, фартуке и услужливо застыл в полупоклоне. Желябин заказал две чашки арабского кофе и вазу с пирожными.

Иваницкая пришла, как и обещала – ровно в одиннадцать. Андрей поспешил ей навстречу и помог снять шубку. Алина быстро поправила небольшую вуалетку – так ее никто не узнает.

– Андрей, – капризно произнесла Алина, – где ты был эти два дня? Я по тебе соскучилась…

– Те же знаешь, дорогая, был в Москве, по делам компании, – Андрей при встречах с Иваницкой изображал управляющего петербургского торгового дома, занимающегося продажей чая, – на железной дороге задержали наш груз из Китая, пришлось срочно узнавать, в чем дело. Слава богу, все наладилось, и теперь я снова с тобой, моя милая…

С этими словами он взял маленькую ручку Иваницкой и страстно прижался к ней губами, Алина растаяла от удовольствия.

– Когда же я снова побываю у тебя дома, Андре? – томно произнесла она. – В прошлый раз ты обещал, что повторишь ту восхитительную ночь. Так вот, я жду…

– Милая, мы должны быть очень осторожными, – произнес Желябин, ни на секунду не отрываясь от маленькой ручки, – твой любовник Мишель очень ревнив. К тому же он влиятельный человек и может причинить нам немало неприятностей…

– Ну что ты! – Алина весело рассмеялась. – Мишель глуп, у него на уме одни развлечения и карты. Я кручу им, как хочу… Можешь не опасаться – я сумею сделать так, что он ничего не заподозрит. А ты взамен должен пригласить меня к себе еще раз…

– Скажи, дорогая, полк Мишеля случаем не переводят в Гатчину? – решил переменить тему Желябин.

– А почему ты спрашиваешь?

– Видишь ли, если Мишель будет в Гатчине, мы сможем видеться гораздо чаще.

– Странно, – удивилась Иваницкая, – Мишель на днях как раз упоминал о Гатчине. Вроде бы их действительно собираются туда переводить недели через две-три…

"Значит, император все же покинет Петербург", – подумал про себя Желябин, а вслух произнес:

– Ты бы не могла, дорогая, узнать поточнее? Тогда бы я попросил в компании небольшой отпуск, и мы смогли бы прокатиться в Париж. Если, конечно, тебя разрешат в театре…

– Прекрасно! – Иваницкая была искренне рада предложению. – Я договорюсь с директором и на время поменяюсь с Милой Семеновой – она давно хотела попробоваться в моей роли. И мы удерем от всех во Францию! Ах, Париж, что может быть лучше! Это будет просто замечательно – целый месяц вдвоем, вдали от Мишеля и его солдатских шуточек, от всех театральных интриг и сплетен. Только ты и я!