— Да, это так… Но мы помирились.

— Это главное… И все-таки меня беспокоят некоторые вещи.

— Какие же?

— Мой дорогой, — произнесла Елена с интимной ноткой в голосе, коснувшись его руки, — мне все-таки хочется выяснить твое подлинное отношение ко мне.

— Ты говоришь о чувствах? О них ты знаешь.

— Это так, но я говорю сейчас и о твоих поступках. Эта поездка в Б***, в страну, где идет война… бессмысленный риск.

— Ты забываешь — я выполнял свою миссию.

— Эти слова меня очень настораживают… миссия, миссия… ты только и твердишь о ней, а между тем я порой не знаю, о чем идет речь, и удивляюсь твоим внезапным отъездам; сейчас ты со мной сидишь и спокойно беседуешь, а потом внезапно срываешься с места и бежишь неизвестно куда…

— Повторяю еще раз: нет ничего важнее моей миссии.

— Все это… несколько странно… Мы никогда не говорили об этом, но мне кажется, перед тем как я выйду за тебя замуж, я должна знать некоторые вещи о тебе. Подробности той аварии не разглашались, но между тем я вижу, что все гораздо серьезнее, чем я предполагала…

Белосельский задумался и откинулся на спинку стула. Наконец он поднял голову и почти надменно взглянул на свою будущую жену.

— Хорошо, я скажу тебе кое-что… Да, я изменился, но ведь это не тайна. Того человека, что ты знала раньше, больше нет. Та авария не просто изменила мою жизнь, мои мировоззрения, но и мою сущность. Я приобрел некоторые способности, которых у меня раньше не было. Впрочем, я знаю, о чем ты беспокоишься. Я совершенно здоров, если ты на это намекаешь. Здоровее, чем когда бы то ни было. И в плане бизнеса все будет более чем успешно. Я стану миллиардером, буду заниматься нефтью. Кроме того создам… Подробности некоторых вещей тебе не особо должны быть интересны.

— Спасибо, что меня успокоил, но тем не менее у меня есть свой взгляд на вещи.

— Не нужно сомневаться, прошу тебя.

Она взглянула в его ясные глаза и поверила. Взгляд Алексея обладал удивительной притягательной силой, в которой невозможно сомневаться.

— Я верю тебе.

— Для меня это очень важно.

Слова эти потонули в заунывной фоновой музыке ресторана.

Для всякой девушки, только что вышедшей замуж, свадебное путешествие имеет особый смысл, особое очарование, воспоминание о котором остается на всю жизнь. Елена, по характеру достаточно холодная, прагматичная девушка, тем не менее переживала эмоциональный подъем. Алексея она считала своей собственностью, его отношение к ней — поцелуи, клятвы, — воспринимала как само собой разумеющееся, как еще один зубец золотой короны, которая уже украшала ее голову. И теперь ей хотелось увидеть Париж, колыбель Франции, место, где столько людей обрели счастье и, наоборот, утратили надежды.

После достаточно скромной церемонии (так настоял Белосельский) и довольно короткого пребывания за праздничным столом, полным прожорливых гостей, молодожены сели в черный лимузин, который покатил на бешеной скорости в аэропорт ***.

— Кстати, — заметила Елена, стараясь высвободиться из объятий молодого человека, — я надеюсь, хоть за границей мы останемся наедине? Твой «одноглазый циклоп» не будет нам мешать?

— У Виталия оба глаза, хотя он и несколько близорук.

Елена засмеялась.

Белосельский откинул голову на спинку сиденья.

— Виталий не циклоп, он человек. И я тебя прошу говорить о нем уважительно. Он теперь неотделим от меня.

— Значит, он будем третьим лишним. Мне он не нравится. Поэтому ты прикажешь ему остаться в Москве.

— Это исключено!

Елена гневно отвернулась, давая понять, что готова рассердиться.

— Он заботится о нашей безопасности. Особенно теперь…

— Почему? Значит, я опять буду под надзором?

Белосельский промолчал. У Елены все-таки испортилось настроение. И даже в самолете она еще обижалась, бросая гневные взгляды на мужа. Но затем, когда аэробус подобно гигантской птице оторвался от земли, она прижалась грудью к Алексею и обвила его за шею руками.

— Ты не сердишься?

— Нет… Лена… давай не будем ссориться по пустякам.

— Давай.

Гул мотора заглушил вскоре эти наивные, тихо произнесенные слова.

Через три часа они были уже на французской земле. Сходя по трапу самолета, Елена с наслаждением вдыхала теплый воздух, словно насыщенный миллионами неизвестных ароматов, главным из которых была свобода.

Белосельский был настроен не так восторженно и романтично, как жена. Ему, пережившему сильные бури и потрясения, трагедию в Б***, все остальные чувства казались теперь лишь эгоизмом. Но тем не менее Белосельский был все еще молод, немного влюблен и, хотя жизнь рисовалась ему не такими розовыми красками, как его супруге, настоящее представлялось деятельным и содержательным.

Париж встретил молодую пару оттенками всех чувств и желаний, которые составляют самую основу жизни счастливых людей: безудержным весельем влюбленных, гуляющих по изгибам красивых улиц с домами, украшенными великолепными пилястрами и синеватой черепичной крышей; огнями Елисейских полей, где некогда проезжали кареты и экипажи величайших людей; беззаботным и беспечным ритмом, который словно окрылял душу. Сначала Елена была в прекрасном игривом настроении. Ее интересовали лишь поцелуи, украшения и посещения магазинов. Белосельский не расставался со своей чековой книжкой; ему хотелось быть щедрым; он ощущал себя почти таким же всесильным, как Наполеон.

Однако, узнав, что нужно остановиться не в пятизвездочном отеле, а в другом месте Елена скорчила неподражаемую гримасу.

— Ты же обещал, что сделаешь для меня сказку.

Белосельский внезапно ответил несколько жестко:

— Путешествие планирую я. И я за все отвечаю. Ты же не хочешь, чтобы нам испортили медовый месяц?

— О чем ты?

Он немного помолчал, затем погодя произнес:

— Я получил уведомление от Виталия… Я тоже не рад, что наши планы некоторым образом изменятся. Но огорчаться не следует.

— А если я не согласна?

— Будет так, как я сказал. Мы поселимся в не менее романтичном месте, где мансарда…

— Я хочу пятизвездочный отель! И пока ты мне не объяснишь…

— Ты действительно хочешь это знать? Почему я изменил маршрут?

— Да.

— Потому что для меня… скажем так… для нас это будет небезопасно.

Теперь Елена нахмурилась и посмотрела на супруга таким гневным взором, которым еще его никогда не одаривала.

— Меня это не устраивает, — наконец ответила она.