— Ему, скорее, следовало бы читать лекции с кафедры, а не…

— Не хочу о нем. Это старый лис, и с ним все мы решили… А вот ты для меня по-прежнему остаешься загадкой.

— Я? Почему?

— Не прикидывайся. Ты стал совсем другим человеком. За какие-то полгода из юноши-повесы, обожающего ночную жизнь, и отъявленного плейбоя ты превратился в женатого человека, лихо управляющего семейным бизнесом… Но не это главное! В тебе изменилось другое — твоя душа. Твои мысли совсем иные, они не похожи на того безответственного парня, который еле сдавал экзамены на первом курсе…

— Я не отрицаю, но…

— Но ты скрыл от меня некоторые важные вещи…

— Какие же?

— Ты слишком увлекся идеями благотворительности и кое-что сделал, не посоветовавшись со мной.

— Я обещаю впредь этого не делать, однако…

— Дорогой мой, ты пока еще не приобрел веса, реального веса в обществе…

— Но я приобрету нужное влияние.

— Я хочу обсудить с тобой один проект. Мне важно твое согласие. Я осведомлен, что ты строишь планы насчет нефтяного бизнеса, но послушай, что я скажу. Точнее, чтобы тебя убедить я обращусь немного к истории. История — это ключ ко всем неясностям и загадкам.

— Истории чего?

— Истории всего человечества.

— Я не понимаю.

— Охотно верю. Но я скажу кратко. Александр Македонский выигрывал битвы благодаря знаменитым фалангам, римляне имели своих преторианцев; когда бывало совсем худо, они назначали диктаторов. Такими были Сулла и Калигула. Наше время сейчас мало чем отличается от тех времен. Стремления людей остались прежними. К чему я веду? К тому, что власть зависела от военных, от опытных полководцев. Если даже забыть гения Наполеона, то пример нашей страны…

— Но это диктатура, — пытался возразить Белосельский.

— Не перебивай, — полковник закурил кубинскую сигару. — Чтобы ты сказал, если бы узнал, что мы хотим создать таких «преторианцев», только современных, молчаливых, исполнительных, имеющих своего мудрого главу, который будет заботиться о благе всего государства?

— Я бы хотел с Вашего позволения узнать, кто это «мы»? — холодно спросил Белосельский.

— Мы — это я сам, мой сын и нынешний министр обороны.

— Что за «преторианцы»?

— Это я образно их так назвал. На самом деле речь идет о создании крупного военного агентства, секретной организации при министерстве. Формально руководить таким агентством будет министр обороны, а реально оно будет в руках двух-трех человек, очень влиятельных. Агентство будет обладать мощнейшим потенциалом — оно сосредоточит в руках всю спутниковую связь, что позволит контролировать «упрямые» телеканалы, зарвавшихся журналистов-правдолюбов; кроме того, агентство сосредоточит в руках огневую мощь, основанную на самых совершенных разработках; мы привлечем лучшие умы, талантливейших ученых, выдающихся фанатиков. Я знаю, для этого понадобятся миллиарды, но зато эта структура станет контролировать все и всех. Каждый политик будет на виду; малейшие инакомыслия будут искореняться. Как тебе идея? Это лучше, чем утопия Кампанеллы или Томаса Мора? Ты молчишь?

Белосельский задумался.

— Кто будет руководить этим агентством?

— Реально — я и еще два генерала. Триумвират, как сказал бы Октавиан Август. Переговоры уже проведены. Министр согласен. Дело только в финансировании. Зато мы обретем такую мощь…

— Поэтому Вам нужен я.

— Дорогой мой, ты не считай меня сумасшедшим. Я ведь тоже могу видеть будущее. Ты никогда не станешь миллиардером, если не будешь обладать реальным влиянием. Твои враги тебя должны бояться. Это агентство может стать для тебя не только спасением, но и неплохим плацдармом для взлета. Все, что нужно, как я сказал, стартовый капитал…

— Вы хотите, чтобы я Вам помог вырастить монстра, который в самом зародыше представляет собой угрозу для многих.

— Ты размышляешь как неразумный юноша. Истинная власть всегда была у военных. Почитай историю. Именно те, кто завоевывал страны, те талантливые полководцы, которые покоряли мир, всегда опирались только на военную силу. Другого не надо в этом мире.

— Я должен подумать.

— Нечего размышлять, — Сафронов разгорячился и схватил молодого человека за локоть, — ты не понимаешь. Сейчас идет война силовиков. Каждый намерен уничтожить друг друга. Создание агентства уравновесит баланс. Ты думаешь, что тебя защитит твоя охрана? Твой Виталий? Этот глупый пес и его парни? Это смешно! Если у тебя нет спутника слежения, ты словно мышь в поле, и коршун тебя видит.

— Вы правы, но…

— В перспективе ты сам войдешь в состав директоров, вместе с моим сыном. Вам, молодым, принадлежит будущее. Ты должен принять правильное решение. Пойми, многие уже хотят от тебя избавиться. Твое спасение только в моем проекте. Иного выхода нет. Это лучший исход…

— Это что касается меня и Вашего сына… Я понимаю… Но каковы последствия создания такого агентства для общества?

— Ты сперва подумай о себе, а не о других. Люди сами о себе позаботятся.

— Я должен еще раз все хорошенько взвесить.

— У тебя есть срок до завтра. Нужно немедленно начать финансирование. Одна закупка некоторых секретных образцов стоит более двадцати миллионов долларов, кроме того, еще эти ученые — эти гении — себя дорого ценят, но зато от них есть толк.

— Я дам ответ завтра, — заключил Белосельский. — Возможно, что это лучший вариант, как Вы говорите, но нужно думать о последствиях. В конце концов, агентству могут не дать развиваться.

— Этого не будет. Министр будет у власти как минимум пять лет. А мы за три года создадим такую мощную основу, что с нами никто не сравнится. Через десять — пятнадцать лет агентство сможет уже вмешиваться в политику, не говоря уже про экономику.

Молодой человек простился с хозяином дома немного более холодно, чем обычно.

— Как поживает полковник? — несколько развязано спросил Виталий, распахивая дверцу машины перед хозяином.

Белосельский взглянул на него так красноречиво, что «верный цербер» потупил глаза.

К трехэтажному дому, выстроенному из красного кирпича, вела засыпанная песком тропинка. Справа от тропинки находился неказистый гараж, где одиноко скучала выпачканная глиной старая «Ауди»; слева шпалерами выстроились теплицы; видимо, хозяева дома были заядлыми садоводами. Все это Белосельский увидел, когда совершенно свободно ступил на крыльцо. Дом казался покинутым. Он позвонил. Никто не отозвался. Наконец, после долгого ожидания, когда Белосельский уже начал терять терпение, дверь открыл бородатый мужчина лет сорока, в засаленной рваной майке, протертых джинсах и весьма невежливо осведомился о цели визита незнакомца. Белосельский сначала несколько секунд всматривался в лицо владельца дома, и, чувствуя, как растет его тревога, произнес: