шепчу я и чувствую, как по щекам катятся слезы.

Галька ошиблась — я выжила во время родов.

Глава 19

До наступления вечера я то просыпалась, то снова засыпала, а когда принесли ужин, поняла, что просто умираю от голода. Швы на животе пылали, но это не остановило меня — ужин смолола подчистую.

Я наслаждалась вкусным чаем, когда в палату вошёл Артем. Надо сказать, что видок у него был не очень — бледный и сонный, в мятом халате. Мне кажется, что даже я сейчас выглядела лучше.

— Привет, — здоровается первым и оглядывает пустые тарелки, — как ты?

— Привет. Мммм.., - осторожно говорю я, попутно высчитывая, как лучше ответить.

Если скажу, что хорошо, то он может задержаться у меня, а если совру, что плохо себя чувствую, Колганов замучает расспросами.

— Пока не поняла, сейчас допью чай и хочу поспать.

Артём кивает, садится на край кровати и тихо говорит.

— Я видел малыша.

— Да?

— Угу, — кивает Артем и его губ касается еле заметная улыбка.

— И как?

Он пожимает плечами и улыбается шире.

— Маленький такой. Симпатичный.

Я ставлю кружку с чаем на тумбочку и недоверчиво уточняю.

— Симпатичный? Я видела в роликах новорожденных и они все были красными и сморщенными.

— Наш красивый.

Артем таким тоном поизносит местоимение «наш», что мне становится не по себе. А ведь действительно — теперь нас связывает не только штамп в паспортах, но и живое существо — ребенок.

— Хочешь увидеть его? — спрашивает Колганов и я не сразу нахожу в голове нужный ответ.

— Любопытно, да.

— Давай назовем сына Ильёй? Илья Артёмович — хорошо звучит, как думаешь?

— Давай, — безропотно соглашаюсь с ним, потому что еще не задумывалась над именем.

— Врач сказал, что вы будете в клинике ещё минимум месяц.

— Да? — воодушевляюсь я и вижу, как лицо мужа становится грустным.

— Сегодня говорил с неонатологом. Жаль, но здоровье сына важнее.

— Конечно, — улыбаюсь Артему, а в мыслях пляшу от радости.

У меня появился ещё один месяц спокойной жизни. Только в начале марте, в лучшем случае, меня выпишут.

Увидев мою улыбку, Колганов пододвигается ближе и протягивает вперёд руку, зажатую в кулак.

Вопросительно смотрю на мужа, когда он медленно разжимает кулак. На его ладони лежит маленький пакетик.

— Это тебе, — шёпотом говорит Артем.

— Мне?

— Хотел поздравить тебя… Это кулон на цепочке. Он открывается, а внутрь ты можешь поместить фотографию сына и пучок его волос, например.

Раскрыв пакетик, я вытаскиваю необыкновенной красоты золотой кулон.

— Как красиво.., - с восхищением выдыхаю я, разглядывая интересное плетение цепочки.

— Рад, что тебе нравится. Можем тебе браслет ещё купить… с подобным плетением.

— Хочу.., - по инерции говорю я, а потом резко обрываю себя, — нет-нет. Кулона достаточно. Спасибо большое.

Лицо Артема светлеет, а губы не перестают улыбаться. Таким я его ещё никогда не видела.

— Купим. Приедете с сыном домой и мы с тобой съездим в салон, где купим браслет из той же коллекции.

Я киваю, а потом в голову стрелой прилетает тревожная мысль. Опустив взгляд, я вымученно бормочу.

— Я теперь должна тебя поцеловать в знак благодарности?

Колганов отвечает не сразу, поэтому я решаюсь снова посмотреть ему в глаза. Свет в них словно погас, а на лицо снова набежала привычная бледность.

— Нет. Это подарок от сердца, а не взаимообмен.

Я киваю и воздух в палате как будто становится ледяным. Чтобы согреться, я тянусь к одеялу и Артем сразу поднимается.

— Я пойду тогда.

— Ага. Спать сейчас буду, да и ты отдохни.

Колганов кивает, но дойдя до дверей останавливается и говорит.

— Я приду завтра с утра. Спокойной ночи.

— Пока…

Его пронзительный взгляд снова касается моего лица, а потом Артем отворачивается и прежде чем уйти еле слышно бросает.

— Спасибо за сына, Рита.

Глава 20

Утром Артём не пришёл, вместо него прибежала незнакомая медсестра и передала, что его вызвали домой. Оказывается у Колганова-старшего случился сердечный приступ и теперь он лежит в кардиоцентре в тяжелом состоянии.

В такой ситуации нужно посочувствовать мужу и попереживать о здоровье Павла Валентиновича, но как я не пыталась это сделать — не смогла. Отец Артема неоднократно оскорблял и унижал меня, поэтому каких-либо чувств я к нему не испытывала. Причем даже ненависти к нему не было. Сплошное равнодушие. Немного жаль Артема — теперь ему добавиться забот и проблем, но и даже эта мысль не особо тревожила меня. Никак не получилось долго думать об этом. Радость довольно быстро наполнила грудную клетку воздухом и я слишком громко прокричала.

— Ура! Свобода!!!

Радовалась я недолго. После завтрака прибежала пожилая медсестра из детского отделения и стала отчитывать меня.

— Да как же тебе не стыдно. Ребенку вторые сутки идут, а ты и думать про него не хочешь. Другие мамки с первого дня окружают наше отделение, а ты лежишь — телевизор смотришь и жрёшь. Не стыдно. Не спросишь про здоровье малыша, а ведь он у тебя слабенький родился. Дышать самостоятельно кое-как стал… Эх ты!

И мне действительно стало стыдно. Но не перед ребенком, а перед пожилой сестричкой. Как же нужно любить детей, чтобы так топить за чужого ребенка?!

— Можно увидеть его? — пропищала я и отодвинула столик с завтраком.

— Не можно, а нужно. Поднимайся, провожу тебя, бездушную.

— Я только плохо хожу — после операции швы болят.

— Ну-ну, швы у нее болят, — проворчала медсестра, — чистая эгоистка. Ты ползком должна до сыночка ползти, а не ждать, когда швы зарастут.

Весь оставшийся путь я молча киваю, потому что уши готовы закипеть от стыда. Старушка, не стесняясь людей, продолжает меня ругать.

— Заходи. Только тихо — не в клуб пришла.

Я вхожу в небольшую комнату, где по краю стены стоят три пеленальных стола и тумба с раковиной. На одном столе стопкой сложены пеленки и подгузники, а второй и третий аккуратно застелены белыми одеялами.

— Здесь подожди, сейчас выкачу твоего.

Оглядевшись, я подхожу к огромному плакату, который занимает четвертую часть стены.

— «Здесь начинается жизнь» — читаю название и смотрю на малыша, который изображен на плакате.

Ребенок нарядно одет и не выглядит сморщенным или красным. Я бы даже назвала его милым. Может и правда новорожденные могут быть не страшными.

Оглянувшись на шум, я смотрю, как старушка вкатывает в комнату кувез с прозрачными стенками.

— Знакомься, Колганова, со своим прЫнцем. Пятнадцать минут у тебя будет.

Медсестра сразу выходит, а я на цыпочках подхожу к кувезу.

— Ничего себе, — выдыхаю я,