Дорис сидела на кровати и дрожала, охваченная паникой. Барли уже заметил, что иногда с ней такое случается. На публике она всегда держалась весьма уверенно и решительно, и только он, ее супруг, человек, делящий с ней постель, знал, с чем ей приходится сталкиваться, понимал всю напряженность ее работы.

— Получить три тысячи фунтов за платье, которое обошлось за час до того всего в шестьсот, — не такой уж плохой бизнес, — утешил он ее. — Прибыль пятьсот процентов. Подумай об этом, Дорис. И лишь из-за того, что оно касалось твоего тела.

Называемые им цифры обычно были более-менее понятными и весьма убедительными во время переговоров, хотя и не всегда точными.

— За портрет этой коровы леди Джулиет отдали как минимум в двадцать раз больше, чем он стоит на самом деле, а она ведь ничтожество! Я знаю, сколько они заплатили художнику. Я должна была получить больше.

— По крайней мере, платье не приобрела моя бывшая. Тебе бы это вряд ли понравилось.

— А она могла, — ужаснулась Дорис. — Раз она может позволить себе покупать картины на благотворительных аукционах, значит, ты платишь ей слишком большие алименты. Я хочу, чтобы ты отправился в суд и урезал их.

Он попытался лаской снять ее напряжение, заставить ее улыбнуться, но она оставалась натянутой как струна и лишь мотала головой из стороны в сторону. Прошлым вечером она приняла дозу кокаина. Чуть-чуть, сказала она, для куража перед шоу. Она никогда не принимает его, чтобы развлечься, только для работы. Но откуда ему знать, что такое чуть-чуть и что такое много? Барли ничего не понимал в наркотиках. Ему ясная голова нужна была все время.

Они лежали в гостевой спальне, до которой — о чудо! — еще не добрались декораторы, и где все пока оставалось таким, каким было при Грейс. То есть множество старых мягких стульев, традиционная деревянная мебель и цветочные узоры на обоях. Им пришлось неделю назад перебраться сюда из своей спальни. Там рухнул потолок. Здоровенный кусок штукатурки, поднимая тучи пыли, с грохотом обвалился на кровать вместе с новой эротичной люстрой из кованого железа, сделанной одной итальянкой, которая вообще-то специализировалась на изготовлении шоколадных фаллосов, но потом обнаружила в себе художественную жилку. И элегантной дорогой спальне пришел конец. Матрас еще можно было спасти, но кровать восстановлению не подлежала. Мягкое и гибкое, как правило, выживает, подумал про себя Барли, а жесткое и негнущееся — редко.

Барли сильно сомневался, что страховая компания согласится выплатить еще одну неустойку. По настоянию Дорис они уже потребовали выплаты страховки за протекающий бассейн, за новый гараж, провалившийся в старый подвал, и тысячи других мелочей, хотя Барли и предлагал ей подождать более серьезных проблем, предупреждая, что не стоит растрачиваться по мелочам. И вот теперь это серьезное произошло. Что-то сделали не так, когда поднимали на шесть дюймов крышу в западном крыле. Неквалифицированный рабочий упустил тяжелый стальной брус, проломивший пол, под которым почему-то не оказалось перекрытий. Барли пытался уговорить Дорис до завершения работ перебраться в какой-нибудь отель, но она ненавидела отели. Дорис заявила, что это ее дом, и она не позволит Грейс выкурить ее отсюда.

Эти последние слова его удивили. Грейс-то тут при чем? Он сильно сомневался, особенно после покушения на убийство, что Дорис испытывает хоть малейшие угрызения совести из-за того, что живет в бывшем доме Грейс. Конечно, многое пошло наперекосяк. Но если учесть, что Дорис, почему-то связав это со своим гражданским долгом и репутацией в глазах публики, настояла на том, чтобы нанять каких-то диких горцев через весьма сомнительную строительную фирму, получавшую рабочую силу бесплатно, по правительственной программе обеспечения занятости, то вовсе не требовалось проклятий Грейс, чтобы все пошло наперекосяк. К тому же у Барли, исходя из слов Росса, был повод считать, что Грейс опять счастлива. Он испытал огромное облегчение, а также немало изумился, обнаружив, что ревнует. Он от себя такого никак не ожидал.

Барли не мог позволить себе поддаваться эмоциям. Жизнь в основе своей штука весьма простая. Женщины не могут добраться до вершины вовсе не из-за мужских предрассудков, а потому, что не желают понимать простоту жизни. Они ищут эмоциональных сложностей и находят их. У каждого руководителя-мужчины к сорока годам есть жена и дети. А у его коллеги-женщины очень редко бывает семья. Почему? Потому что она, будучи женщиной, тратит слишком много времени и энергии, прихорашиваясь перед зеркалом и рассуждая о чувствах, а пять дней из каждых двадцати восьми охает, хватаясь за живот. Как они могут рассчитывать взойти на вершину, не говоря уж о том, чтобы удержаться там? Это не их вина и уж, конечно, не мужчин. Если и есть виноватый, то это Господь Бог. Дорис в Бога не верит. По ее версии, мы приходим на эту землю, затем недолго носимся по ней, погруженные в собственные заботы, а потом исчезаем. Вот и все. Он, Барли, считает, что за этим стоит нечто большее. Странно, что при таком подходе Дорис верит в проклятия, а он — нет.

А пока суд да дело, он, Барли Солт, не может позволить себе давать волю таким глупым чувствам, как ревность, особенно если учесть, что, по его убеждению, Уолтер Уэллс охотится за деньгами Грейс, поскольку ее тело никак не может его интересовать. Время Грейс прошло. Две взаимоисключающие друг друга эмоции. Чтобы в них разобраться, нужно слишком много времени. А ему необходимо сосредоточить все свое внимание на том, что Биллибой Джастис и К вдруг начали дышать ему в затылок по той сделке в Эдинбурге. Их застукали, когда они пропихивали в правительственных кругах идею о том, что это место отлично подойдет под некое химическое предприятие, которое правительство должно построить согласно нормам международного права, и как можно скорее. За городом, в устье реки, для приема ядовитых грузов. Ему очень не понравилось присутствие Биллибоя у Рэндомов. Сэр Рон преподнес это под тем соусом, что Биллибой обхаживает леди Джулиет и его сердце кровоточит от жалости к страдающим детям повсюду, но скорее всеге дело не только в этом. В последнее время политика правительства меняется с переменой направления ветра: сейчас оно довольно активно поддерживает защитников окружающей среды и выступает против развития промышленных предприятий — высокотехнологичных, во всяком случае, — но с такой же легкостью может снова повернуться в сторону развития науки и технологии, и тогда всякие там художественные комплексы могут катиться в тартарары.

Недавние девяносто девять процентов теперь упали до восьмидесяти. Паршиво. Не тот расклад, чтобы Барли мог чувствовать себя спокойно. Он вспомнил кошмарный период, когда Кармайкл был еще ребенком и пришлось переводить дом на имя Грейси. Она потом без звука отдала его назад. Барли сильно сомневался, что Дорис способна на такое. Хотя притом, что сейчас творится в доме, вряд ли от него много останется.

Дорис в его объятиях продолжала дрожать и охать. Он связал свою жизнь с ней, так что придется терпеть; Вот и все.

— На следующей неделе мой день рождения, — жалобно протянула она. — Ты ведь знаешь, как я ненавижу дни рождения. Все катится под откос, и я готова поспорить, что ты еще ничего не запланировал, даже прием-сюрприз. Почему эти жуткие строительные работы никак не закончатся? Это все Грейс виновата, она никогда ни о чем не заботилась, и ей никогда не приходилось ничего делать в отличие от меня. Чем она занималась дни напролет? Жрала, судя по тому, как выглядит. Ненавижу эту комнату, хочу назад нашу чудесную спальню. Ты меня не любишь, да и с чего тебе меня любить, я такая развалина.