– Ох, и до фига же нас, – вздохнул Андрей, любуясь великолепной панорамой. – И в каждой квартире сегодня водка рекой лилась. Почему я не ликероводочный магнат, спрашивается?

Андрей сконцентрировал внимание на Оболони, попытавшись вычислить дом Кристины. Окна ее квартиры смотрели на Днепр. Андрею даже почудилось, будто он нашел, что искал. Впрочем, скорее всего, то была обыкновенная игра воображения.

«Да и какой в этом толк? – спросил у себя Андрей. – Ну, увидел. И что дальше?». – Он метнул окурок за перила. Проводив взглядом его прощальный пируэт, оборвавшийся на бетонных ступенях после крутого пике, Бандура вернулся в комнату. Девушка уже спала, посапывая носом, как ребенок. Чувствуя себя вырвавшимся из морозильника помидором, Андрей нырнул под одеяло, обнял ночную фею, втянул запах чужой кожи и забылся во сне.

* * *

Случилось так, что примерно в то же самое время, только на противоположном берегу Днепра, Кристина выглянула на балкон. Днепр прямо у ее ног оделся ледяным панцирем, и лишь черная полоса на фарватере оставалась неподвластной трескучему морозу. По набережной брела хмельная компания, издали казавшаяся сонными мухами с подоконника. Гуляки горланили какую-то песню. В разнобой, зато от души и одинаково сорванными голосами. Время от времени с разных сторон каменных джунглей ухали петарды, запасы которых у населения оказались впечатляющими. Морозный воздух вибрировал. Разрывам вторили сирены автомобильных сигнализаций.

Кристина слегка приподняла голову. Левый берег казался сотканным из серебряной пряжи ковром. За ледяными торосами, загромоздившими русло, за белой полосой пляжа, за заметенным сугробами лесопарком, за закованным в лед Стариком и обширной безлюдной пустошью виднелись еле различимые новостройки Троещины. С порядочного расстояния высотки сливались в сплошную каменистую гряду, подсвеченную крохотными переменчивыми огоньками. Где-то там, по предположению Кристины, должен был находиться Бандура.

«Напоят они его. – Думала она печально. – Особенно, этот алкоголик Атасов. Вот по кому ЛТП плачет. Да и Протасов, тоже хорош. И дружок его из Херсона. Бабушка таких тюремщиками называла. Пьяница. Да что там говорить, наверняка уже накачали».

«Ты сама виновата. Отшила парня…»

– Кристичка, – позвал из комнаты Бонасюк. – Простынешь, поистине.

Не удостоив мужа ответом, Кристина мыслями вернулась к Андрею. Едва наступил Новый год, она позвонила в квартиру на Лепсе, но там сработал автоответчик. Либо Андрей укатил с приятелями, либо упорно игнорировал телефон. Кристина предпочитала первое, – «Пусть лучше напьется, лишь бы один дома не торчал».

– Кристичка? Простудишься, по честному.

– Да, Кристина, давай к нам, – вторил ему грубоватый мужской голос, принадлежавший двоюродному брату Василия Васильевича, Ивану Митрофановичу Растопиро.

Тут, очевидно, следует уточнить, что дорогой кузен Вась-Вася Иван Растопиро упал Бонасюкам, как снег на голову. В самый канун Нового года. В качестве эдакого самобытного новогоднего подарка.

Иван Митрофанович был старше Вась-Вася на семь лет. Их матери были родными сестрами. Детьми Ваське и Ваньке случалось бегать одними огородами. Сестры долгое время проживали в пригороде, под одной крышей. Пока, в первой половине пятидесятых, вскоре после кончины товарища Сталина, отца Вани, капитана Митрофана Растопиро, ни перевели из Киева в Запорожье. Не лишним будет добавить, что трудился капитан по лубянской части.

Дорожки братьев надолго разошлись. В 59-м Митрофан Растопиро повесил китель на крючок, устроившись инспектором первого отдела Запорожского металлургического комбината. Его единственный сын Иван, окончивший школу годом позднее, тоже было подался на комбинат. Но, мартены и домны пришлись новоиспеченному металлургу не по вкусу.

Да что я, по-твоему, дурак, до гробовой доски у печки корячиться?! – заявил Ваня отцу после приблизительно двух недель работы. Лента «Весна на Заречной улице»[15]не сходила с экранов кинотеатров, но Иван обману не поддался: «В жопу эту металлургическую романтику. В гробу я ее видал».

Отец перевел сына в отдел охраны труда, но и там Ванька вскорости взвыл. Промучившись кое-как до июня, Иван поступил в мединститут. В те времена медики котировались ниже травы, блата никакого не требовалось, взяток тоже. Таким образом, проблем с экзаменами не возникло.

Получив диплом о высшем образовании, Иван Растопиро очутился на распутье. Перспектива врачевать в какой ни будь забытой Богом дыре его ну абсолютно не впечатляла. Тем более, что в медицине он звезд с неба не хватал и чувствовал, что навряд ли когда нахватает.

Пойду-ка я в армию, батя, – сказал Иван Митрофанович и, не долго думая, написал соответствующий рапорт. После Чехословакии и Даманского полуострова[16]армия росла, в офицерах была нехватка, и, вскоре, лейтенант медицинской службы Иван Растопиро уже служил на Краснознаменном Тихоокеанском Флоте. В щегольском черном кителе с двумя шеренгами золоченых пуговиц Ваня казался настоящим морским волком. Сфотографировавшись, он выслал фотографию родителям, в Запорожье. Те, чуть было, не заплакали. Через год Растопиро женился. Жена подарила ему двоих детей.

Время шло незаметно, дни тянулись, а годы летели. В 89-м, на самом излете Перестройки капитан второго ранга Растопиро убыл с флота согласно возрастному цензу и выслуге лет. Продал квартиру во Владивостоке и перебрался в родное Запорожье.

На гражданке кавторанг похоронил жену. Дети выросли и упорхнули из родительского гнезда. Растопиро остался бобылем. Вот он, деятельный, как большинство офицеров-отставников, и взял себе за правило (пенсия была невелика, но на хлеб, масло и билеты хватало) мотать по взъерошенной переменами стране, навещая многочисленных ближних и дальних родственников. Причем, Иван Митрофанович не имел обыкновения заранее сообщать о своих визитах, обрушиваясь на ничего не подозревающую родню, как пламя и пепел на головы помпеянцев. В канун Нового 94-го Иван Митрофанович избрал в жертвы чету Бонасюков.

Кристина, только-только распрощавшись с Андреем, поспешила домой на Оболонь, где и застала мужа в компании незнакомого ей мужчины. Кузена Ивана она никогда в жизни не видела. Вася и незнакомец сидели за обеденным столом, сервированным литровой бутылкой «Арктики» и парой граненых стаканов.

– Так вот ты какая?! – Незнакомец покачал коротко стриженой седой головой. – Ну, красавица! Настоящая красавица!

Кристина опустила сумку с продуктами на табурет.

– Давай, Василий, представь своей хозяйке.