– Жадность никто не отменял, – замечает Кай. Лицо у него задумчивое, взгляд немного отстраненный. – У нас в Бурке есть водные бароны, которые ведут себя точно так же. Контролируют буквально все: глубокие колодцы, водосборы, испарители в горах и другие гидротехнические сооружения, какие ты никогда не видела. Вода делает их богатыми, как принцы эпохи Возрождения. – Он сдвигает с лица «авиаторы» и щурится на солнце. – Кажется, везде, где есть природные ресурсы, находится кто-то, кто готов забрать себе все. Чтобы накопить денег больше, чем он в силах потратить.

Я вспоминаю о Защитниках – тех, кто сражался во время Энергетических Войн с транснациональными корпорациями и проиграл. А потом вмешалась сама Земля и утопила сразу всех, не разбирая, кто прав, кто виноват.

– Вода – это жизнь, – говорю я.

– А нефть пить нельзя, – отвечает он старым лозунгом Защитников, который мы все слышали в детстве. Но что-то в его голосе звучит не так. На секунду лицо его затуманивается, и глаза вспыхивают ярким, почти металлическим блеском. Это поражает и заставляет обостриться мои инстинкты охотника на чудовищ. Но прежде чем я успеваю понять, что происходит, он хлопает ладонью по борту грузовичка. От неожиданности я вздрагиваю. – Удивлен, что эта штука еще на ходу. Сколько ей лет?

Я стряхиваю с себя это странное наваждение и откладываю все вопросы на потом.

– Будешь бить мой грузовик – пойдешь отсюда пешком. Это классика автопрома.

Все так. Полноприводный пикап «шеви» 1972 года выпуска. Вишнево-красный и хромированный, как королева красоты. Я не раз возвращала его из мертвых, и он никогда меня не подводил. Я ласково похлопываю его по борту и кладу опустевшую бутылку в кузов.

– Своего рода реликвия, не так ли? – спрашивает он.

– Настоящая сталь из Детройта. Он переживет любую машину, сделанную за последние пятьдесят лет. Всю эту дрянь из стекловолокна и пластика.

Он ухмыляется и смотрит на меня оценивающе.

– А ты шаришь в механизмах!

– Понимаю кое-что, – соглашаюсь я. – Обычное дело для резервации: не умеешь починить машину, значит, будешь перемещаться ножками.

– Да ладно, я не хотел тебя обидеть. – Он примирительно поднимает руки. – Просто сделал наблюдение.

– Ага. Вот и наблюдай с пассажирского сиденья. Пора ехать дальше. – Я прикидываю положение солнца, смотрю на съеживающиеся тени. – У нас еще час, потом придется делать остановку.

– Остановку? Еще даже не полдень.

– Вот именно. «Козлиная тропа», по которой мы едем, проходит через местечко Твин Лейкс. Можно остановиться там. Как раз будет полдень, а около трех часов дня поедем дальше. Иначе машина перегреется. А если она перегреется, нам придется бросать ее и возвращаться пешком.

– Мне показалось или ты говорила, что твой грузовичок – это какая-то супермашина?

– Нет, я сказала, что это классика, к которой следует относиться с уважением. После Твин Лейкс дорога превратится в полный находишгиш[39]. Перегрев – это очень плохо. Одна большая выбоина, и мосту конец. А ты можешь представить, как сложно заменить мост «Шевроле» 1972 года в наше время?

– Я уже начинаю переживать.

– Не волнуйся. Верну тебя Таху в целости. – Я открываю водительскую дверь и забираюсь в машину. Кай садится на пассажирское сиденье. – Если, конечно, ничего не случится.

– Мы останавливаемся, когда жарко. Мы не едем по плохим дорогам в темноте. Что может случиться плохого?

Я завожу двигатель и широко улыбаюсь, но мой взгляд невольно устремляется туда, где мы видели койота.

– Ну всегда есть риск нарваться на монстров.

Мы останавливаемся чуть позже полудня, как я и сказала – сразу за Твин Лейкс. Озер здесь, конечно, никаких нет[40]. Любая вода, которая была здесь когда-то, давно высохла.

Кай сидит, скрестив ноги, на пыльном клочке земли – в условной тени, отбрасываемой скалой. Галстук перекинут через плечо, но очки будто приросли к носу. Он жует кусок вяленого мяса, которым нас щедро снабдил в дорогу Тах. Мы отпиваем из одной фляжки, делая размеренные глотки – ровно столько, чтобы не пересыхало во рту. Если раньше было жарко, то теперь как в печке. Проведите на солнце несколько минут, и вы почувствуете, как начнет гореть ваша кожа. Вы ощутите себя тушкой, засунутой в микроволновку. На таком свирепом солнце не спасает даже наша естественная смуглость. Но как в любой пустыне – это сухая жара. Если под прямыми солнечными лучами невыносимо, то в тени на добрых двадцать градусов прохладнее. Поэтому я припарковала грузовичок как можно ближе к тенистой скале, накинула одеяло с подветренной стороны, чтобы закрыться от порывов пыльного воздуха, после чего мы с Каем разделили обед.

– А почему этот Пес-Законник назвал тебя уродкой?

– Потому что он идиот, – отвечаю я с полным ртом мяса.

– Это понятно. Но это не ответ на мой вопрос.

Я глотаю мясо. Не торопясь выбираю жареный пиньон из маленькой холщовой сумки на шнурке. Потом смотрю на медика-стажера и кладу пиньон в рот. Он стал прогорклым, и я с отвращением его выплевываю.

– Тах рассказывал тебе что-нибудь о силах кланов?

Обливаясь потом, он расслабляет галстук и оттягивает рубашку от груди.

– Ну что это дары дийин[41]дине. Что они бывают только от двух первых кланов – сначала от матери, потом от отца. И что проявляются они только во время большой нужды, да и то не у всех, а только у благословленных.

– Тах назвал это благословением? Дарами Святого Народа?

Кай откусывает еще кусочек.

– А это не так?

– Твой аччей[42] постоянно хочет как лучше, но чаще только портит.

Я прислоняюсь спиной к колесу своего грузовичка и подтягиваю колено к груди, потому что очень хочется почесать икру. Кай сидит напротив меня.

– Думаю, все зависит от точки зрения, – говорит он. – Один видит плохое, происходящее с ним, как несчастье, другой – как потенциал для роста.

Я громко фыркаю.

– Бывают и просто плохие вещи. В страдании нет никакой искупительной ценности. Вся эта благородная чушь придумана для лохов. Чтобы не пугать их первобытной дикостью.

Кая мои слова не смутили.

– Пока я ждал оформления документов на границе в Рок-Спрингс, я познакомился с одной девушкой. Не помню, как назывался клан ее матери, но она была рождена для Тхажии Дине.