Я поправляю молниеносный меч на спине. Я скучаю по своему дробовику, но не могу носить и то и другое одновременно. Наверное, я неравнодушна к оружию, способному вызвать огонь с небес. Кроме того, у меня такое чувство, что очень скоро мне понадобится помощь сверхъестественных сил. Список мною убитых длинен, но список живых врагов еще длиннее. Я не сомневаюсь, что Нейзгани сбежит из своей тюрьмы на Черном Плато и когда-нибудь придет за мной. И в тот день воссоединение обязательно закончится смертью одного из нас. А еще есть Псы-Законники, которые рано или поздно узнают всю правду о том, что случилось с Длинноруким, и наконец меня выследят. Или, быть может, это будет Рисса, верная своему слову.

Снова поднимается ветер, и деревья вокруг меня начинают шуметь. Приближаются тяжелые грозовые тучи, которые, как мне кажется, вырастают с каждым часом. Тучи темно-серые, почти черные с серебряными прожилками – под цвет глаз одного знакомого мне знахаря. Без сомнения, эти тучи принесут с собой целый потоп.

Что-то внизу привлекает мое внимание. Я вижу, как распахивается входная дверь. Из нее показывается старик с кружкой в руке. Я смотрю на белый пар, поднимающийся из кружки, и почти чувствую этот насыщенный землистый аромат. Желудок начинает возмущенно урчать.

Тах смотрит прямо на меня.

Я бормочу проклятие. Но не очень сильное. Конечно же, старик меня увидел.

Делать нечего. Я начинаю спускаться с холма, и моя дворняжка тащится за мною следом. Наступает вечер, и я слышу, как оживает лес: медленное жужжание насекомых, шуршание барсуков в зарослях, крики ночных птиц. Впервые за много дней я чувствую, как с меня спадает часть сердечной боли, оставшейся после Черного Плато.

Тах протягивает мне кружку, и я ее беру. Делаю глоток темного горького кофе, обжигающего рот. Улыбаюсь.

– Идем домой, дочь моя, – говорит он, придерживая передо мной дверь. – Подождем его вместе.

Я не спрашиваю, откуда он знает и ненавидит ли меня за то, что я сделала. Я просто принимаю предложенную им доброту. И мы вместе начинаем ждать шторм, подобного которому Динета еще не видела.