– О, ему понравилось. Он так удивился, – отвечает она. Уверена, что последняя часть – правда. Он определенно удивился.

Но совершенно точно не обрадовался.

Я ухожу от женщин и брожу по заднему двору. Прекрасное место, если не считать розы. Огромный бассейн и сад с пестрыми цветами. Повсюду пышная зеленая трава. Во внутреннем дворике тоже общаются гости. Я направляюсь туда. Ко мне подходит официант с подносом, уставленным бокалами с шампанским. Я беру бокал, пробормотав благодарность, и он улыбается мне. Он, похоже, примерно моего возраста, и он симпатичный. Хотя и не такой привлекательный, как Тони.

– Как вас зовут? – дерзко спрашивает он, и я собираюсь ответить, но тут глубокий мужской голос произносит:

– Иди обслужи еще кого-нибудь.

Я бросаю удивленный взгляд на обладателя голоса. Джозеф Даброу-младший стоит, нахмурившись.

Официант отходит без лишних возражений.

– Это было грубо, – замечаю я, делая глоток шампанского. Оно игристое, холодное. Лучше, чем в ресторане.

– Он флиртовал с тобой. А он всего лишь слуга. Засранцу нужно знать границы, – говорит Джозеф, подходя ближе. Его грозное лицо светлеет. – Рад, что ты пришла.

– Правда? – спрашиваю я. Мой голос звучит скучающе, но мне и правда скучно. Я не хочу быть здесь. Хочу быть в машине посреди долгой скучной дороги обратно во Фресно и подпевать любимым песням на Spotify.

Джозеф кивает с холодным выражением. Будто я ничего для него не значу, хотя в его бледно-голубых глазах виден нескрываемый интерес. Я нервно отворачиваюсь.

– Похоже, мы единственные ровесники на этом провале под названием вечеринка, – комментирует он.

Я оборачиваюсь, мысленно отмечая, что он прав.

– Почему провале?

– Да эти розы. Мисти, как обычно, переборщила. У нее нет чувства меры. Не то что у мамы. – Он отпивает из низкого бокала напиток золотисто-коричневого цвета. Явно не шампанское. – Отец с первого взгляда их возненавидел. Говорит, это безвкусица.

– Полностью согласна.

Джозеф едва заметно улыбается:

– Мисти выросла в маленьком городке на севере. Они женаты уже два года, но она к такому до сих пор не привыкла.

– Она подружкам рассказывает, что твой отец любит цвет крови и что он напоминает ему о деньгах.

Чувствую себя стукачкой, но вдруг он посчитает это забавным.

– О да, похоже на нее, – он закатывает глаза, – но давай сменим тему.

Мой тон сразу же меняется:

– О чем поговорим?

Я так легко возвращаюсь к старым привычкам. Флиртую с парнями. Прикидываюсь скромницей. Он же мне совсем не интересен.

– Я надеялся, что мы поговорим в клубе, но ты исчезла с Сорренто.

Он словно не заинтересован, но глаза…

Они выдают все. Как будто он понял, что наш с Тони побег был тайным.

Я выпрямляюсь, стараясь не выражать эмоций. Не уверена, что у меня получилось. Его замечание задело меня за живое, а это ему и было нужно.

– Я уехала одна.

Он лукаво улыбается и подносит бокал к губам:

– Неа. Я вас видел.

Я молчу, перебираю варианты ответа. Нужно придумать объяснение.

– Я был в холле, когда вы вдвоем вышли из клуба, а потом сели на заднее сиденье такси.

Теперь Джозеф ухмыляется во весь рот и самоуверенно перекатывается на пятки, пока я пытаюсь увильнуть.

– Вот это твой папа разозлится, когда узнает, что ты ушла из клуба с сыном его врага.

– А ты-то откуда знаешь, что Сорренто и папа – враги? – спрашиваю я. Бесит, что я ничего про эту ситуацию не знаю. Наверное, так бывает, когда уезжаешь учиться и совсем не интересуешься делами отца.

Хотя я, вообще-то, и раньше не особо интересовалась. В школе мне также было все равно, хотя он и пытался что-то объяснять. А сейчас и подавно. Я сбежала от отца при первой же возможности.

Хотя, когда речь заходит о Тони и его семье, мне становится любопытно. Что они с папой не поделили? Почему ненавидят друг друга? Не понимаю.

– Лори сказала, – объясняет он и поджимает губы. Понимает, что этого не следовало говорить.

– Вы двое, похоже, очень дружны.

Теперь и у меня есть кое-что на него.

– Она дружит с Мисти, – отвечает он, но звучит неубедительно.

– И как это у вас получается сохранять отношения, пока ты учишься в Гарварде? – спрашиваю я, словно сама невинность.

– Я… у меня были… хм… небольшие проблемы, и в этом семестре я дома. – Он выпрямляется. – Вернусь к учебе весной.

– Какая жалость.

Мужчины так хорохорятся и выделываются, а внутри полны дерьма. Мне надоело, что мной играют.

Наверное, поэтому меня так тянет к Тони. Он не врал мне. Хотя мог придумать какую-нибудь чушь, будто учится в Стэнфорде или Калтехе[18], или наврать, что он известный спортсмен или сверхгений и готов стать следующим Стивом Джобсом. Мужчины вечно так делают, хотя это никому не нужно.

В мужчинах я люблю честность.

А еще люблю запретные плоды, к которым мне нельзя прикасаться.

Такие, как Тони Сорренто.

Тони

Я ЛЕГ СЛИШКОМ ПОЗДНО. Встал уже в одиннадцатом часу, и дома было жутко тихо. Здесь же живут две маленькие близняшки, и из коридора всегда доносятся их крики и лепет.

Я выползаю из кровати и иду в смежную с комнатой ванну помочиться. Мою руки. Обдаю лицо холодной водой, чтобы проснуться. Волосы торчат, и я безуспешно пытаюсь их пригладить влажными руками. На мне черные трусы-боксеры, а вода такая ледяная, что по коже бегут мурашки. Вспоминаю мурашки, которыми покрылась Хайден. Вчера вечером, на детской площадке, когда расстегнула платье, обнажив усеянную мурашками кожу.

Она дразнила меня словами и дьявольской улыбкой. Кокетливая юбка ее платья развевалась на ветру, танцуя вокруг стройных бедер. Ее скомканные стринги все еще лежат в переднем кармане брюк, которые я ночью кинул на пол.

Я почти поверил, что все произошедшее, этот сюрреалистичный момент и вообще прошлый вечер, было ненастоящим. Хотя знаю, что это не так.

Ее трусики тому доказательство.

Я выхожу из ванной, и в этот момент дверь моей спальни распахивается. На пороге стоит Хелена, одетая в тонкую ночную рубашку из шелка и распахнутый халат. Она удивляется: