Растерянная Шарлотта отвечала ему невпопад.

На вопрос: вы видели «Метрополис»[11]? – пролепетала:

Сиреневый.

Паула тоже вошла к ней в комнату:

Альфред, дорогой мой, оставьте малышку в покое.

Я люблю ее как родную, не мучайте же ее!

Но он меня вовсе не мучает, вдруг возразила Шарлотта.

Странное дело: она никогда так бурно не реагировала,

Как правило, долго молчала,

Перед тем как облечь свои мысли в слова.

Паула крайне удивлена:

Может быть, это ревность?

Нет, Паула не любит Альфреда,

Напротив, это прекрасно, что он проявил интерес к Шарлотте, —

Девочка видит так мало людей,

Замкнулась в своем рисовании, держится как монашка.

И Паула вышла из комнаты, оставив их наедине.

Альфред изучал рисунки Шарлотты,

А она ощутила, как в нее заползает страх

И что-то дрожит внутри.

Ваш талант выше среднего! – сказал он ей.

Такой комплимент не очень-то лестно звучал,

Но Шарлотта его расценила как высшую похвалу:

Альфред сидит в ее комнате, он проявил к ней внимание!

И вдруг его взгляд привлек один из ее рисунков:

Это что вы здесь изобразили?

Меня вдохновила одна поэма… Маттиас Клаудиус[12]

Или, скорее, музыка Шуберта к «Смерти и Девушке»[13], —

Это моя иллюстрация.

Похоже, Альфред взволнован.

Подумав, сказал ей твердо:

Смерть и девушка – это мы с вами[14].

Шарлотта вполголоса произнесла мольбу обреченной Девушки:

Уходи, о призрак жуткий!

Уходи, скелет с косой!

Пощади мой возраст юный,

Не бери меня с собой!

И Альфред ответил словами Смерти:

Дай, красавица, мне руку!

О, к чему твой скорбный стон!

Я несу тебе не муку,

Но благой и мирный сон.

С минуту они сидели молча.

Потом, не добавив ни слова, Альфред покинул комнату.

Шарлотта встала, выглянула в окно:

Никого. Наконец он вышел на улицу.

Обернется ли он, чтоб взглянуть на нее?

Фу, что за глупая мысль!

Он, наверно, и думать о ней забыл,

Да и зашел просто так, попрощаться, —

Обыкновенная вежливость.

А этот живой интерес к рисункам – как его понимать?

Может, тоже простая учтивость?

Однако он выглядел вполне искренним.

В общем, она не знала, что думать, ничего она больше не знала.

Шарлотта смотрела в окно, провожая взглядом Альфреда.

Он так и не обернулся, уходил, становясь все меньше.

Она неотрывно глядела вслед, пока он был еще виден.

На ходу он тряс головой,

Словно спорил с самим собой.

Сегодня после занятий Шарлотта сразу ушла.

Барбаре не удалось ее задержать,

Она осталась одна, и это ее огорчило:

Обычно Шарлотта охотно выслушивала подругу,

Была хранилищем ее откровений.

Барбара все ей могла рассказать о себе, о поцелуях Клауса,

Но при этом ее посещало какое-то странное чувство:

Жизнь Шарлотты довольно тосклива, почему же она ей завидует?

Барбара угадывала в подруге необычную, гордую силу.

Может, это харизма молчащих,

Горькая стойкость отверженных?

У Барбары было все – кроме этой стойкости духа.

Она бросилась вслед за Шарлоттой,

Но та уже была далеко.

Шарлотта отдала б все на свете, лишь бы увидеть Альфреда,

И, не застав его дома, рухнула на кровать.

С той минуты, как он вошел к ней, она стала его рабой —

Рабой его вдохновенного взгляда.

Писала картины, надеясь услышать его похвалу,

Ругая себя за глупость.

Конечно, она с ним виделась, виделась много раз,

Но он лишь здоровался с беглой улыбкой

И ничем не выказывал свой интерес.

Значит, его внимания к ней хватило всего на день?

Что ж, в этом есть своя логика.

Если вас отвергает ваша страна, то чего ожидать от мужчины?

И когда у нее не осталось надежды, вдруг появился Альфред.

Он без стука вошел в ее комнату.

Она вскинула голову.

Надеюсь, не помешал?

Нет-нет, я просто… задумалась.

Я хочу вам кое-что предложить, сказал ей Альфред

Серьезным, почти повелительным тоном.

Она изумленно глядит на него, а он продолжает:

Так вот, у меня деликатная просьба:

Я написал одну книгу… скажем, личного свойства.

Да-да, эта книга лишь обо мне.

Я думаю, каждое произведение должно говорить о своем творце.

Кстати, я ничего не имею и против вымысла,

Но такое пишется для развлечения.

Ведь люди нуждаются в развлечениях,

Это им помогает отвлечься от правды.

Впрочем, как я сказал, все это не важно,

Главное в том, что мы постигаем суть беспорядка.

Нет ничего важней, понимаете?