Сергей Платов – прямая ему противоположность. Весь в движении, словно ртуть. Хирургический костюм измят, покрыт пятнами крови, йода, и бог знает, чем еще, с чем приходится сталкиваться в своей работе врачу хирургу. Роста он среднего, пухленький, на упитанной мордашке постоянно чернеет недельная щетина, голова обрита наголо. Вечно торопится спасти кому-то жизнь. Орлову постоянно приходится его одергивать, и откровенно тормозить его гипертрофированную хирургическую активность. Иначе вспышка ненужных операций отделению обеспечена…

– Яковлевич, да здесь же сто пудово аппендицит, – недовольно морщится Платов, отходя от больного – неопрятного, плохо одетого мужчины преклонных лет, которого беспокоят боли в животе. – Диагноз ясен. Надо оперировать, – делает он знаки глазами и руками исполняющему обязанности заведующего хирургическим отделением.

– А мне вот не совсем все ясно, – задумчиво произносит Орлов, не обращая внимания на мимику и жестикуляцию своего напарника, тщательно пальпируя живот испуганного пациента. – У вас все боли сразу внизу живота начались? – уточняет он у больного.

– Да, да, все внизу и слева заболело, – кивает побледневший дяденька, переводя испуганный взгляд то на одного, то на другого хирурга, – все внизу! А теперь вот справа как бы болит, а может, и слева. Уже и не пойму толком. Так намяли живот.

– Вася, мы только время тянем, – недовольно шипит в самое ухо Орлову приятель, – анализы скверные: лейкоцитоз, сдвиг влево, температура, чего еще надо?

– Серега, угомонись! Ручонки зачесались? Оперировать не терпится? Пока поставим капельницу, понаблюдаем. Не тянет что-то на аппендикс.

– Ладно, – обреченно вздыхает Платов и отходит от больного. В душе он понимает, что Орлов прав – не укладывается в классическую клиническую картину острого аппендицита болезнь у осматриваемого ими мужичонки. Ну и что? Ведь всем известно, что острый аппендицит самое коварное заболевание. Может под любой маской протекать. Вот во всем Вася сомневается, во всем перестраховывается. А чего тут сомневаться: разрежем – посмотрим. Не аппендицит, ну и ладно. Главное, не пропустить заболевание, а то вон, сколько осложнений после него происходит.

– Что, дружище, пригорюнился, о чем задумался? – не сильно хлопает его по плечу Василий, когда они, закончив осмотр больного в палате, вышли в коридор.

– Думаю, что мы лишь время затягиваем своим наблюдением. Оперировать надо.

– Тебе бы лишь только оперировать, – ухмыляется Василий Яковлевич, – а то, что у мужика живот урчит как трактор «Белорусь» и уже два раза жидкий стул был, ты в расчет не берешь? Кишечная инфекция у него!

– Какая инфекция? С чего ты взял?

– Анамнез лучше нужно собирать и смотреть лучше животик. Вот ты для себя сразу определил, что у больного аппендицит, и ничего другого видеть не хочешь. Я, понимаю, что пока Борисыч в запое, нужно наверстать упущенное. А то, как отойдет, снова на одних крючках висеть станешь.

– А сколько можно уже в вечных ассистентах ходить?! – вдруг, словно порох, вспыхивает Платов, и его лицо становится похожим на перезревший помидор. – Я, между прочим, всего на год меньше тебя работаю, а ты уже и ранение сердца сам ушил и несколько резекций желудка сделал. А я только – пойди, подай, подержи! Этот алкаш ничего не дает мне самому делать. Эх, не был бы он заведующим хирургией, давно бы уже послал его куда подальше!

– Возможно, Лев Борисыч и злоупотребляет алкоголем. Это, безусловно, его огромный минус. Однако, он хороший, а главное, думающий хирург и неплохо разбирается в людях. Он же видит, что ты все время куда-то летишь, сломя голову. Все торопишься, все норовишь наскоряк, да, абы как сделать. А в нашем деле торопись не спеша. И…

– Да ясно все! – грубо перебивает коллегу недовольный собеседник. – Ты у него в любимчиках ходишь, он тебе все и позволяет делать. Ты, когда Греков не в запое, на отделении, почти всегда самостоятельно оперируешь, а я исключительно с ним. У меня только сейчас появилась возможность самому оперировать. А ты меня сдерживаешь.

– Серега, не завидуй, а делай выводы. Ты только что собрался мужика с поносом на стол брать. Представляешь, что будет, если ты больного с дизентерией прооперируешь? Это же ЧП! Хочешь, чтоб отделение закрыли?

– Ну, сразу и закрыли? – Сергей с недоверием посмотрел на Орлова, но тот оставался серьезным и несколько даже суровым.

– Сергей, инфекционные больные должны находиться в инфекционном отделении, в закрытых боксах, чтоб других не заразить. Да что я тебе говорю, ты и сам все знаешь не хуже меня. – Орлов внимательно посмотрел на подрастерявшегося хирурга и, поправив на своей голове накрахмаленный колпачок, пошел в ординаторскую.

– Поглядим, поглядим, что там за дизентерия вылезет, – тихо произнес Сергей. Затем, постояв с минуту в пустом коридоре, развернулся и вернулся в палату, чтоб еще раз осмотреть горемычного пациента. Через час мужичка перевели в инфекционное отделение…..

Сумерки сгустились, перейдя в непроницаемую ночную темень. Только ярко мерцающие в вышине холодные звезды да тонкий, словно нарисованный, желтоватый месяц остались на лишенном облаков небосклоне и подсвечивали путь одиноким припозднившимся прохожим. В городке существовала небольшая проблема – проблема с ночными фонарями: они просто не работали почти все. Дневная жара уменьшилась, вялое колебание воздушных масс лишь слегка взбодрила смертельно уставшего доктора. Сидя на импровизированном сквозняке, Василий Яковлевич продолжал упорно корпеть над ненавистными бумагами. Так уж устроены хирурги: оперировать могут, не покладая рук, без сна и отдыха. А вот как возиться с бумажками, возникают вопросы. Хотя без грамотно заполненной документации сейчас никуда. И с этим фактом приходится мириться.

Добивая последнюю историю болезни, хирург Орлов уже предвкушал свое возвращение домой. Трое суток, проведенных в больнице, давали о себе знать. Василий мечтал скорее добраться до квартиры, принять душ и завалиться спать. Похоже, его желание совсем недалеко от реализации. Боже, как же это здорово чисто вымытому бухнуться на свежевыстиранные простыни. А то от этого продавленного дивана в ординаторской с его хиленькой больничной подушкой уже болят и бока, и шея.

Все! Поставив последнюю точку, Орлов машинально взглянул на часы: 21–30. Еще не так поздно, если не вызовут на работу, а он сегодня еще дежурный хирург на дому, то можно осуществить программу минимум: выспаться.

В больнице, где работал Василий Яковлевич, ночью дежурил всего один врач. Один врач на все отделения. Это мог быть кто угодно, так как дежурили все доктора, работающие в ней. Кроме, разумеется, главного врача и начмеда. Пару раз в месяц дежурил и Орлов. Сегодня службу тащил Борис Михайлович Вяземский – опытный невролог, причем неплохо разбирающийся и в остальных смежных дисциплинах. Он очень редко вызывал хирургов из дома. Справлялся сам. Мог и небольшую рану зашить, и гипс наложить, в случае чего. Как известно, в хирургии экстренная оперативная активность идет полосой: то густо, то пусто. Видимо, черная полоса завершилась. По крайней мере, пока Орлов возился с историями болезни, его ни разу никто не дернул в приемный покой.