На сей раз мои родители не возражали, успокоенные тем, что вместе со мной должны были поехать еще две девочки из хороших семей, а мальчиков, напротив, не ожидалось. Вилла была роскошной, располагалась вдали от каких-либо оживленных мест; министр построил ее специально для того, чтобы наслаждаться покоем рядом со своей любовницей.

В первые дни мы пользовались непривычной свободой по полной программе — совсем одни, без взрослых. Спали до полудня, ели когда хотели и что хотели, по целым дням оставляли телевизор включенным, хотя почти не смотрели его, валялись полуодетые на кожаных диванах. Понемногу нами овладевала лень. Из-за того, что мы болтали целыми днями, нам почти уже нечего было сказать друг другу. Прогулки на природе нас не слишком интересовали. По вечерам мы открывали буфет в гостиной, где стояли бутылки виски двадцатилетней выдержки, и начинали беспорядочные дегустации. Мы были совершенно неспособны оценить достоинства различных марок, но опьянение нас развлекало. На смену алкоголю пришли сигареты. Мы покупали их в автомате, находившемся в единственном местном магазинчике. Сначала мы не слишком затягивались, но вскоре превратились в заядлых курильщиц. Продажа сигарет, как и спиртного, несовершеннолетним в Японии была запрещена. Такое нарушение закона, хотя и не сопровождавшееся особым риском, было нашим единственным развлечением.

Какая тоска… Мне недавно исполнилось шестнадцать. Вся нерастраченная энергия вовсю бурлила в моем теле, непривычные ощущения то и дело пробегали по коже — и вот для меня не нашлось ничего лучшего, чем предаваться этой жалкой видимости порока, в которой не было ничего оригинального и которая была не столько декадансом, сколько деградацией.

Остаток каникул я провела в Токио. Просыпалась поздно, чтобы меньше страдать от жары и скуки. Время от времени я в одиночестве бродила по магазинам или шла в кино на зарубежный фильм.

В тот период настоящей сенсацией была «Эмманюэль». Разумеется, фильм шел с купюрами и к тому же был запрещен к просмотру «лицам, не достигшим восемнадцати лет». Однако в Японии не принято в таких ситуациях требовать документов, удостоверяющих личность, — здесь принято верить людям на слово. Так что я посмотрела фильм без всяких затруднений.

Знаменитая проповедь сексуальной свободы, иллюстрируемая изысканными эротическими сценами, не шокировала меня и не пробудила в моем воображении новых фантазий. Напротив, меня восхитили некоторые анекдотические сценки — например, когда Эмманюэль просыпается, полностью обнаженная, и надевает одни лишь вязаные носки, чтобы встать с постели и погрызть яблоко. Мне понравилась эта непринужденность. Я немедленно переняла эту манеру, но все же продолжала оставаться в ночной рубашке; спать полностью обнаженной при наших нравах было совершенно немыслимо. Что до эротических похождений героини, они словно происходили в каком-то другом измерении, никак не связанном с окружающей повседневностью. Экзотическая атмосфера богатых кварталов Таиланда еще усиливала это впечатление. В моем заурядном, сверхурбанизированном мире я никогда не смогла бы предаваться свободной любви в столь экзотических декорациях.

Порой в каком-нибудь оживленном квартале мне, однако, приходилось испытывать на себе заигрывания мужчин. Молодые или не очень, они всегда действовали одним и тем же способом: пристраивались рядом со мной, проходили несколько шагов, потом со слегка стыдливым выражением лица, притворносерьезно спрашивали:

— Могу я вас пригласить на чашечку кофе?

Эта банальная и лицемерная формула раздражала меня до крайности. Я делала вид, что их не замечаю, но от этих приставаний сохранялся неприятный привкус, ибо, несмотря ни на что, я все же надеялась на счастливую встречу Но где же скрываются прекрасные незнакомцы? Токио был переполнен вечно спешащими, безразличными людьми. Я с досадой констатировала: тщетно ожидать, что человек, посланный мне судьбой, окажется среди этой безликой толпы.

Каникулы вяло тянулись к концу. Однажды вечером мне позвонил Юи, один из старых приятелей по колледжу.

— Чем занимаешься? Столько времени прошло, а от тебя никаких известий!

Голос его был веселым и беззаботным. Он ничуть не переживал по поводу того, что мы в свое время потеряли друг друга из вида.

— Все спокойно, как в болоте, — ответила я.

— Шутишь! А у меня столько всего произошло! Мы часто ездим в Акасаку или в Роппонги. Отрываемся по полной!

Он говорил о двух шикарных токийских кварталах, где находилось множество ночных клубов, закрытых для несовершеннолетних, куда был доступ только избранной публике.

— Ты знаешь «Библос» в Акасаке? — продолжал Юи. — Когда Дэвид Боуи жил в Токио, он там появлялся каждый вечер. Проблема в том, что не очень-то туда попадешь. Но если не получается с «Библосом», можно пойти в «Рок-шоп», в Роппонги. Там нет дискотеки, зато шикарный бар.

Юи, очевидно, знал толк в развлечениях! Теперь в нем не осталось ничего от того молчаливого ученика, с которым я была прежде знакома.

Потом он совершенно естественным тоном спросил, не хочу ли я побывать с ним в одном из этих мест. У меня не было привычки куда-то отправляться по вечерам. Даже если я шла на поздний сеанс в кино, то всегда возвращалась не позже девяти. А в «Рок-шоп» настоящая жизнь начиналось не раньше десяти. Что до «Библоса», Юи с приятелями часто заявлялись туда и после полуночи.

В стране, где обычно ужинают в семь вечера, когда по телевизору идет выпуск новостей, вечернее оживление начинается гораздо раньше, чем во Франции. Некоторые заведения открываются уже в пять часов, потому что поездка на такси после закрытия метро обходится очень дорого по меркам большинства людей, живущих вдалеке от увеселительных кварталов. Десять вечера — это уже очень поздно. Я была уверена, что мама не позволит мне уйти из дома в такое время.

— А это действительно место для подростков — «Рок-шоп»?

— Конечно! Когда тебе будет восемнадцать, будешь уже стара для него!

Что же это за место, где подростки задерживаются позднее взрослых? Мне очень хотелось его увидеть, но как сделать это, не возбуждая у мамы подозрений?

Мне недоставало уверенности, чтобы откровенно солгать. Мешая правду с ложью, я сказала, что мои бывшие соученики приглашают меня на встречу. После долгого времени, что мы не виделись, такое объяснение выглядело правдоподобным. Мама согласилась меня отпустить, при условии, что я вернусь не позже десяти.

Париж, осень 1979-го

Первого октября в Париж неожиданно пришла настоящая осень. Выйдя утром из дома, я была поражена переменой, произошедшей за одну ночь. Набережная была окутана густым туманом. Фасады домов на противоположном берегу выглядели сумрачными, и все тепло, казалось, исчезло. Я вспомнила, что говорили соотечественники вскоре после моего прибытия: «Если ты не поживешь здесь зимой — считай, что ты не знаешь этого города». Я поняла, что открыла настоящее лицо Парижа.