Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А чего он говорит, что ты с немцем шёл?
— Было дело, не отрицаю. Для службы так надо было.
Старшина недоверчиво покачал головой.
— Александр, я всего, может, и не знаю, но ты непонятный какой-то. То с немцем идёшь, то эшелон их под откос пустил… ты кто на самом-то деле?
Для пользы дела Александр соврал:
— Разведчик я наш, в тылу оставлен для диверсий и организации сопротивления врагу.
Над маленькой группкой нависла тишина. Все молча переваривали услышанное.
— Сразу-то чего не сказал? Мы бы поняли.
— Государственный секрет, я даже вам его открывать не должен был. А если кто-то из вас в плен попадёт — вот как он? — Саша ткнул пальцем в спасённого из болота. — И проболтается?
Бойцы пристыженно молчали. А Саша нагнетал обстановку:
— Судить о человеке надо только по его делам. Слова — пустое. Я мост и эшелон с танками взорвал?
— Взорвал, — хором ответили Сергей и Борис.
— А вот он, — Саша ткнул в спасённого пальцем, — в плену был. И был, между прочим, как я заметил, в сапогах и без гимнастёрки.
— И что? Я чего-то не понял, — недоумённо протянул Сергей.
— Товарищ Сталин говорит, что лучше застрелиться, чем красному командиру нашей армии в плен попасть. Думаете, почему он без гимнастёрки был? Снял он её, потому что немцы сразу же определили бы, что он командир, а скорее всего — политрук.
Сергей и Борис повернулись к мужчине.
— Да, я политрук, — с вызовом в голосе ответил он. — Я не застрелился, и гимнастёрку снял. Не застрелился потому, что патроны закончились. А гимнастёрку… Да чего душой кривить — жить я хотел! Из плена бежать можно и дальше пользу армии приносить, а с того света чем поможешь?
Практически в одно мгновение политрук из обвинителя превратился в обвиняемого. Действительно: политрук, коммунист, и должен подчинённому ему личному составу пример показывать, а сам в плен попал!
Саша осуждающе покачал головой. Политруков он не любил в принципе — за их зачастую оголтелый фанатизм и трескотню на политзанятиях. Потому и перевёл стрелки с себя на него.
Настроение Сергея и Бориса изменилось, они тоже с осуждением стали смотреть на политрука. Он даже как-то съежился под их взглядами.
Саша сжалился — ну нельзя же вовсе человека добивать — и сказал словами из Евангелия:
— Кто не знает за собой греха, пусть первым бросит в него камень.
Политрук вскинул голову:
— Ты же коммунистом должен быть, коли разведчик, а словами из Библии заговорил.
— Ты, политрук, мне на ещё один, но самый важный вопрос ответь. Пусть ты в плен попал и бежал из него, но почему ты шёл не к линии фронта, а в немецкий тыл?
— Да! Ну-ка, политрук, ответь! — заинтересовался Сергей.
И в самом деле, нелогично. От места, где он сбежал из колонны пленных, верных полсотни, а то и поболе километров до болота. К своим идти — совсем в другую сторону.
— Причина у меня была, — нехотя выдавил политрук.
Тут взъярился старшина:
— Небось на политзанятиях о воинской чести красиво говорил, а как война неожиданно нагрянула, в тыл немецкий потянуло? Под юбкой у знакомой бабёнки отсидеться хотел? Да я тебя за это самолично расстреляю, и рука не дрогнет!
— Эй, старшина, остынь немного! — Саша решил остудить горячие головы, иначе и в самом деле парни за оружие схватятся. — У нас не трибунал, нельзя человека без суда расстрелять!
Его слова возымели действие. Старшина сплюнул и уселся на пенёк. Хоть и не любил Саша политруков, но в душе вынужден был признать, что один политрук, Шумилин, жизнь ему спас. Погиб после, но вёл себя, будучи раненным, мужественно. А долги возвращать надо.
— Парни, у нас не воинское подразделение Красной Армии, и я вам не командир. Давайте решать, что с политруком делать будем? С собой возьмём или пусть сам по себе живёт?
Неожиданно политрук подошёл к Саше.
— Отойдём в сторонку на пару слов?
— Можно.
Они отошли метров на десять.
— Говори, что хотел?
— Не при всех. Я в тыл немецкий шёл, потому как до передовой далеко, линию фронта перейти сложно. Да и наших документов у меня нет, сложности будут.
— Это ты точно сказал.
— Секрет открою. Я ещё в тридцать четвёртом — тридцать пятом годах занимался по линии партии в Западном Особом округе закладками.
Саша сразу понял, о чём речь. Это когда армия на своей территории делает маленькие тайные склады — с гражданской одеждой, с провизией на несколько дней для небольшого отряда, с оружием и боеприпасами. Каждая закладка рассчитана была на случай войны и оккупации территории — для организации партизанского движения. Даже теория такая была выдвинута Фрунзе. Ближе к границам обустроить УР — укреплённые районы с капитальными бетонными подземными казематами, орудийными и пулемётными точками. Армия будет сопротивляться врагу в УРах, а коммуникации — связь, железные дороги и склады — будут выводить из строя партизаны. Для того была создана целая сеть — тысячи закладок. После тридцать седьмого года, после многочисленных чисток в армии и НКВД о закладках, как и о самой теории, благополучно забыли.
— Места закладок помнишь?
— Как «Отче наш»! — Политрук смутился — ведь ответил он не как коммунист.
— Хорошо, покажешь. А связи с подпольем есть?
— Развалили всё, люди поменялись. Не думаю, что найду кого-то, но попробовать можно.
— Договорились.
Они вернулись к костру.
— Вот что, парни. Политрук мне маленькую тайну открыл. Берём его с собой. Вопрос не обсуждается! — сказал он категорично.
— Во! Вот это правильно, а то — «я не командир, мы не армия»… Не колхоз же, где все вопросы на собраниях решают.
— Старшина, у тебя в мешке вроде бы цивильная одежда была — отдай её политруку. Его одежду после болота всё равно не отстирать. А ходить голым бойцу Красной Армии не пристало.
Старшина побурчал под нос, но одежду — рубашку и брюки — отдал. Обуви вот только не было никакой, а свои сапоги политрук утопил в болоте.
— И карабин немца ему отдай — с патронами, и ранец пусть несёт.
— О! Хоть какая-то польза от человека!
Когда политрук оделся, повесил карабин на плечо и опоясался поясом с подсумками, выглядеть он стал по-человечески. Обуви не хватало, но с этим ещё решится вопрос.
— Политрук! Ты бы хоть представился людям!
— Батальонный комиссар Покидько Александр Афанасьевич! — отрапортовал политрук.
Ничего себе! Батальонный комиссар — это, если по-армейски, майор.