Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Маьчик поднял брови:
– Не может быть! Что вы пили?
– Шампанское!
Он хмыкнул и махнул рукой. Это снотворное Мальчик получил от Косяка еще в тюрьме, когда пожаловался ему на бессонницу. Помнится, вор предупреждал его:
– Не запивай эти таблетки шампанским.
Они тогда еще посмеялись над его замечанием. Какое же в тюряге шампанское!
– Признаюсь, забыл тебе сказать: этот напиток замедляет действие лекарства, – улыбнулся Решеткин.
– Забыл – или не собирался говорить?!
Тарас попытался обнять ее, но она оттолкнула его с такой силой, что он чуть не упал.
– Отвали от меня, мразь! Надеюсь, после этого я тебе больше ничего не должна и никогда тебя не увижу!
Он пожал плечами:
– Возможно. Только считаю своим долгом тебя предупредить: если ты выдашь меня полиции, тебе не жить.
– Пошел ты!
Он попытался еще что-то сказать, но она, не слушая его, медленно побрела к остановке. Нет! Надо бежать отсюда! И как можно скорее. Денег ей хватит. Завтра она сядет в первый попавшийся поезд, укатит подальше от этих сволочей и начнет другую жизнь. Конечно, она привыкла зарабатывать на панели, но надо пересилить себя и устроиться на нормальную работу. И тогда Миле больше не встретятся вот такие Решеткины и Шиманские! Занятая своими мыслями, девушка вошла в длинную арку, соединявшую два двора. Она не слышала торопливых шагов за своей спиной, не чувствовала тяжелого дыхания и очнулась, лишь когда кто-то накинул ей на шею веревку и стал застягивать петлю за ее спиной, прекратив доступ воздуха в легкие. Мила судорожно глотала, пыталась разорвать веревку дрожащими пальцами… Но вскоре ее сознание затуманилось, и она медленно опустилась на грязный асфальт. Убийца немного постоял возле трупа, пощупал артерию на шее девушки и, убедившись, что жертва не подает признаков жизни, скрылся в подворотне.
В то утро Василия разбудил не звонок будильника, а настойчивое пиликанье мобильного телефона. Он зевнул и поднес его к глазам. Звонил Опарин.
– Привет, солнце мое! – весело начал он. – Дрыхнешь небось?
Семенов посмотрел на часы:
– Так еще рано. Только шесть утра…
– Так и знал, что ты нежишься в кроватке, – продолжал паясничать Григорий. – А наша служба и опасна, и трудна! Мы не должны дремать, как не дремлет враг. – Он хихикнул и продолжил уже серьезным тоном: – Быстро одевайся и беги в отделение. Одна нога здесь, другая там. Я обещал тебе поймать убийцу Кондаковой – и сделал это!
От удивления Семенов раскрыл рот:
– Убийцу Кондаковой?! А письмо тоже нашлось?!
Капитан расхохотался:
– Ну, ты и лох! Так и витаешь в облаках? Не было никакого письма! Сколько раз можно повторять?
– А кто же убил Лидию Михайловну? – никак не мог понять лейтенант.
– Один бомж, – просветил его начальник. – Пытался проделать то же самое и с ее соседями. Но участковый на этот раз оказался в нужном месте в нужное время. Короче, голубчика скрутили. Сопротивления он, ясное дело, не оказал, ибо был сильно пьян.
– И бомж признался в убийстве?
Григорий вздохнул:
– Сначала не хотел. Но я убедил его говорить правду и только правду.
Семенов ощутил ком в горле. Вспомнил слова старого ювелира: у Опарина – стопроцентная раскрываемость, произнесенные с горечью и иронией. Ясное дело: Григорий отыскал козла отпущения и теперь повесит на него все преступления отдела.
– Выезжаю, – коротко бросил лейтенант. Теперь ему было совершенно ясно: затеянное им расследование необходимо продолжать.
Григорий встретил коллегу радостной улыбкой. Как всегда, он благоухал дорогим одеколоном. И по его розовому свежему лицу никто бы не догадался, что полицейский спал всего несколько часов.
– Привет. – Опарин протянул Василию руку.
Тот рассеянно пожал ее:
– Рассказывайте. Это интересно.
– Да я все уже рассказал, – капитан пожал широкими плечами. – Ей-богу!
– А что показала экспертиза? Иванов уже принес результаты?
Взгляд Опарина не понравился лейтенанту:
– Принесет. Да какая разница?
Семенов поднял брови:
– Как – какая? Мы же решаем судьбу человека. Неужели вам ничего не кажется странным?
Григорий покачал головой:
– Ничего. А тебе?
– Как обяснить то, что в доме Кондаковой бомж не оставил отпечатков? – наморщил лоб Семенов. – У него богатое криминальное прошлое? Тогда почему в дом соседей он полез без перчаток?
Опарин прищелкнул пальцами:
– Говорю тебе, он был пьян. Ну, и не додумался.
– Во всяком случае, мы должны все проверить.
По угрюмому холеному лицу коллеги Семенов понял, что тот не одобряет такого отношения к задержанному.
– Какого черта он тебе сдался?
Василий опешил:
– Товарищ капитан, но мы же не можем так просто посадить человека!
Григорий хлопнул в ладоши:
– Человека! Это бомж-то – человек?! Или мне послышалось?!
– Да! Бомж – тоже человек! – парировал Семенов. – Не скотина, не насекомое, и вы это знаете не хуже меня!
Опарин вдруг расхохотался:
– Неужели? Значит, ты готов с этим человеком есть из одной посуды, спать на одной постели, пить из одной кружки? Давай проведем эксперимент. Готов или нет?
Семенов промолчал.
– Вот! – обрадовался Опарин. – Потому что он – уже не нашего поля ягода.
– И все же мы не имеем права так запросто засадить его, – повторил Василий.
Капитан скривился:
– Да ты спроси у этого парии, что для него лучше – посидеть в тюряге или продолжать эту скотскую жизнь? Представь, как эти существа роются в помойках каждый день в поисках пропитания! Теперь ему не надо будет постоянно думать о хлебе насущном.
Семенов едва задохнулся от такой «логики»:
– Но неужели вы не понимаете…
– Пойди, спроси его самого, что для него лучше – тюрьма или улица? Он тебе ответит, и, надеюсь, искренне! Во всяком случае, когда эта инфузория писала признательные показания, я не пытал его каленым железом! Иди, иди, он в КПЗ.
На негнущихся ногах Василий медленно зашагал по коридору. Камера предварительного заключения находилась на первом этаже. Охранник без колебаний пропустил лейтенанта. И вскоре Семенов с жалостью и отвращением созерцал укрытое одеялом существо неопределенного возраста. Этому мужчине могло быть и тридцать, и шестьдесят лет. Черное испитое лицо не выражало никаких чувств, оловянные выцветшие глазки с любопытством смотрели на молодого милиционера. В камере стояла такая вонь, что Василий поморщился. Бомж откинул одеяло и поинтересовался: