— Помогите! Помогите! Он всех нас поубивает!

Пребывая во власти абсолютного шока, люди уставились на это представление, так что Ночекрылу пришлось грозно прореветь:

— Если вы немедленно не уберетесь отсюда, я позабочусь, чтобы вы провели ближайшую вечность, расставляя складные кресла для еженедельных приемов моего господина — у него дома, В ПРЕИСПОДНЕЙ!

Люди кинулись бежать, налетая друг на друга и отчаянно толкаясь в попытках пробить себе дорогу к двери. Полицейский отшвырнул соперников с пути и первым вырвался из комнаты. Далее последовал удаляющийся в направлении первого этажа грохот, — видимо, коп упустил из внимания, что сразу за дверью начинается лестница. Мама и папа заняли призовые второе и третье места.

Мыслью Ночекрыл захлопнул дверь. Из ее деревянной поверхности тут же проросли корни, нырнувшие в стены и спаявшие их с дверью в прочный заградительный редут.

— Неплохо, — одобрительно заметил Дарвин. — Это их на какое-то время задержит.

Магическое сияние лилось из террариума, в котором сидела большая ящерица. Ночекрыл обратил все свое внимание на Имхотепа. Нильский варан величественно стоял в своей клетке, освещенный лучами ультрафиолетовой лампы, и бесстрашно смотрел на пришельца.

«А вот за спесь ты мне ответишь», — мстительно подумал нетопырь, любуясь красивым рисунком на шкуре ящера.

Однако, обратившись к нему, он взял куда более мягкий тон:

— Не далее как с час назад могущественный волшебник сотворил в этой комнате небывалые чары. Что ты можешь мне об этом рассказать?

Выбора у Имхотепа в общем-то не было. Он поведал о Бене и Янтарке. Когда он закончил, Ночекрыл подобрался поближе к террариуму и, запустив цепкий взгляд прямо в глаза варану, прошептал:

— А у тебя жестокое сердце, ящерица. Не думаю, что ему стоит биться и дальше.

Имхотеп в ужасе уставился на нетопыря, судорожно вздохнул и рухнул на пол клетки, скоропостижно скончавшись от инфаркта.

Уверенный, что теперь варан при всем желании не сможет заговорить, Ночекрыл выпорхнул через дыру в потолке.

— Итак, — размышлял он вслух, — мышь, которая никогда раньше не практиковала магию, осуществила трансмогрификацию в отношении человеческой особи, то есть навела чары, на которые большинство колдунов не отважились бы даже после целой жизни прилежной учебы… Да у этой девчонки настоящий талант.

— Судя по всему, она может быть опасной, — заметил Дарвин. — Что ты намерен с нею сделать?

Ночекрыл кружил над домом; этот вопрос не давал покоя и ему.

Полицейский уже сидел в машине и, истерически сигналя, пытался дать задний ход, чтобы поскорее спастись от вампира. Увидав Ночекрыла, он обернулся к заднему сиденью и вытащил оттуда дробовик. Ночекрыл был не прочь преподать смертному урок, но так, чтобы его последние вопли не спугнули Бена с Янтаркой.

— Как ты не раз говорил, лишь сильнейшему позволено выжить, — невинно вставил Дарвин.

— А ты всегда говоришь: «То, что ты хочешь править миром, еще не повод вести себя как последний гад», — парировал Ночекрыл.

— Я просто надеялся… — начал Дарвин.

— На что?

— На небольшую славную резню.

— Тогда в добрый час, — хихикнул в ответ Ночекрыл.

Он был поистине могущественным колдуном — лучшим на Западе. Однако со времен Великой войны он уже несколько десятилетий скрывался, медленно восстанавливая силы. Он не мог позволить этой юной волшебнице остаться в живых — вдруг ей рано или поздно придет в голову как-то вмешаться в его планы?

Ночекрыл взлетел к вершине большой сосны, росшей прямо за домом. Он чувствовал силу Янтарки. Ему было неизвестно, где именно она прячется, но что источник силы где-то рядом, сомнений не возникало.

Он уцепился за ветку и повис по обыкновению вниз головой.

— Что мы тут делаем? — поинтересовался Дарвин.

Ночекрыл магическим образом усилил свой и без того несравненный слух и навострил уши. Поводя ими взад и вперед, он тщательно отфильтровал радиосигналы ближайших станций.

— Тихо, — прошептал он, подаваясь вперед, — я слышу мышей…

* * *

Но вернемся в нору полевок. Признание Бена произвело на ее хозяев очень сильное впечатление. Они сидели тихо-тихо и будто отдалились от него. Бен, которого вынудили открыть правду об ужасных вещах, творимых людьми по отношению к мышам, чувствовал себя не в своей тарелке.

Полевки упорно молчали. Наконец Бушмейстер вскричал:

— Эй, давайте же веселиться!

Он вышел на середину норы и запел:

Когда твой мех от грязи пег,

шерстинки слиплись все,

беги скорей, найди лужок,

что в утренней росе.

Пока трава с утра мокра,

в ней грех не порезвиться,

и можно брюшко оттереть,

и всласть повеселиться.

А заодно поганый дух

развеять по ветру.

Ведь не тащить его с собой

в любимую нору![12]

Молодые полевки, судя по всему, очень любили эту песенку; они принялись скакать вокруг, прыгая и кувыркаясь, словно резвились на лугу, купаясь в утренней росе.

С этого момента они словно бы совсем позабыли о Бене. Всю ночь до утра они рассказывали сказки и пели песни и плясали вокруг Янтаркиного светоча. Это был настоящий веселый праздник, так не похожий на все, какие до сих пор видел Бен. Полевки играли в разные игры, гонялись друг за другом, а когда устали, сели пировать, чтобы потом начать все по новой.

Бен очень веселился, но вскоре его стало клонить в сон. Чтобы не уснуть без вечерней молитвы, он отыскал себе тихий уголок и принялся молиться тихо, но с большим жаром: «Спасибо тебе за все твои дары». Тут ему пришлось остановиться, чтобы припомнить все, за что нужно было поблагодарить. «Спасибо за эту нору, и корни, и теплые листья. Спасибо за эти полуфабри… бррр, за сушеные грибы, хотя они пахли довольно сомнительно и были все в полевочьей слюне».

Выразив должным образом благодарность, он решил, что теперь можно и попросить. Шмыгая носом, он взмолился: «Пожалуйста, пожалуйста, мне так плохо быть мышью. Если это должно было меня чему-то научить — ну типа, что нельзя скармливать друзей ящерицам, — то этот урок я уже выучил. Пожалуйста, можно превратить меня обратно в мальчика?»

С минутку он сидел тихо, надеясь, что Бог ему тут же и ответит, но ничего не произошло. Ни тебе горящих кустов, ни ангелов. Ни хотя бы намека, что ему делать дальше.

«А что, если я никогда больше не смогу превратиться в человека?» — подумал Бен. Может, не так уж плохо будет жить тут, на заднем дворе, под сосной в компании веселых полевок? Он останется рядышком с мамой и папой, фантазировал Бен, и, значит, будет не так страшно засыпать — даже без спасительного шлема и бейсбольной биты под одеялом.