— Вот именно. А пока ввожу в курс дела. Смотри, — развернул майор обычную армейскую карту, а не карту укрепрайона, как ожидал Громов. — Это — пойма реки. Здесь, по самому берегу, оборону займет пехота из тех частей, что переправятся из-за Днестра.

— А сейчас что, прикрытия у меня вообще нет?! Гарнизон дота — и все?

— Ну, не то чтобы вообще… Но и не густо. Фашисты уже прорвались и севернее, и южнее укрепрайона. Отдельные их части, особенно танковые, прошли далеко вперед. Так что большим силам взяться у нас негде, и задача наша будет не генеральской, а солдатской: сдерживая — держаться.

— Божественно, а главное, по-солдатски.

— Да, по-солдатски… А громить… Громить немца будут, очевидно, другие, уже где-то там, на Южном Буге, на Днепре. И намного позже.

— Но если германцы уже прорвались и южнее, и севернее, — выходит, мы окружены?

— Пока что нет. Прорывы осуществлены далеко отсюда. И колонны врага ушли к своим целям. Но вскоре возьмутся и за нас.

— Ясно.

Громов внимательно посмотрел на все еще не отрывавшегося от карты майора. Заподозрить его в чрезмерном оптимизме было трудно: не каждый командир решился бы на такие мрачные прогнозы. Хотя, при всей панической безутешности, они, судя по всему, были вполне реалистичными.

— Покажите, где находится мой дот.

Майор провел потрескавшимся слегка изувеченным указательным пальцем по голубой линии Днестра и остановился у крестика на одном из его изгибов.

— Вот здесь он. Место выбрано удачно. Грунт скальный. Стены мощные. Впрочем, все это надо видеть не на карте. Тем более — на такой, где укрепрайон вообще не значится.

— Итак, первая линия обороны нашей пехоты — по кромке берега? Дальше, на возвышенности, — доты.

— Взаимоподдержка — артиллерийским и пулеметным огнем. Местность по фронту простреливается и пристреляна.

— Это в самом деле божественно. Божественно!

— Дальше, вот здесь, по этому гребню, снова пехота. Мой дот — это уже во второй линии, где дотов негусто. Вот, собственно, и весь наш участок укрепрайона. Силы: маневренная рота, в основном для борьбы с десантами; полуэскадрон в сорок сабель, саперная рота, рота связи. Есть еще тяжелый артиллерийский дивизион, который должен прикрыть отход войск за реку, да пять пулеметных рот в дотах и в круговой обороне вокруг них. Для такой территории, как ты понимаешь, это почти ничего, петрушка — мак зеленый. Но все же какой-никакой костяк. Для начала. А потом… потом — что пошлют Бог и командиры.

— И каков приказ штаба?

— То есть?

— Сколько надо держаться?

— Пока не будет приказа на отход. А он поступит только тогда, когда, прикрывая отход основных войск, мы окажемся в полном окружении. И учти: твой «Беркут» на самом опасном участке. Берега там по обе стороны пологие, словно созданные для форсирования.

— Думаю, немцы это учтут.

— Опыт у них имеется. Теперь о самом доте, лейтенант. Не знаю, как там было на Буге, но здесь, особенно при сооружении твоего дота, инженеры постарались. Скальная порода, бетон. Вгрызались намертво. Вооружение и оборудование тоже солидное: два 76‑миллиметровых орудия, три пулемета на турелях… Энергоотсек, санчасть, столовая, «красный уголок», командный и наблюдательный пункты. На случай газовой атаки — спецтруба с фильтрационными устройствами.

— Словом, все по науке.

— Воздухонагреватели и амбразуры дота перекрываются металлическими заслонками. Что еще? Да…

— Связь с вашим дотом, — подсказал Громов, хотя и не понимал, зачем комбат столь подробно описывает его дот. Через несколько минут он сам все это увидит.

— Вот именно, — вдохновенно подхватил Шелуденко. — Телефонная связь у тебя — с узлом связи, который в моем доте, и с двумя соседними гробницами. Есть еще рация с радиусом действия двенадцать километров. На Буге, наверняка, были точно такие же. Были-были, точно знаю. Словом, с какой стороны ни взгляни — подземная крепость. Ни снарядами, ни бомбами тебя не достанут.

— Это уже ободряет.

— Гарнизон — тридцать один человек. Вместе с тобой, конечно. Боезапас тоже штатный — по десять тысяч патронов на пулемет и по тысяче снарядов на орудие[11]. Так что только держаться, только держаться!

— Гарнизон, надеюсь, укомплектован?

— По штатному. Кадровых, правда, всего шестеро. Тут уж извини. Остальные — из запаса, только что призванные. Тоже в основном из местных ребят-мужичков, необстрелянных, естественно. Но народ надежный. Подбирали, насколько это возможно. Да, вот еще что… фельдшера или медсестру обещали прислать. Возможно, уже сегодня. В крайнем случае завтра. Очевидно, из местной больницы. Только не забыли бы. Ну а запас продовольствия, медикаментов создан. Колодец там свой. Кухня есть. Повар тоже отыскался.

— Но почему почти все бойцы из запаса? В дотах что, постоянных гарнизонов не было?

— Нет, конечно. На Буге ситуация иная: по нему до самой войны проходила граница. Впрочем, когда в тридцатых строили эти доты, Днестр тоже был границей. А строили, конечно, тайно, по ночам, маскируя под сараи, скирды сена. И тогда, сразу после строительства, гарнизоны были. Небольшие, правда, но все-таки. Однако со временем, когда в сороковом граница отошла за Прут, укрепрайон сразу оказался в глубоком тылу. Так что доты пришлось законсервировать.

— Добро еще — вооружение не сняли.

— Хотя были уверены: не пригодится. Ан нет, пригодилось!

— Товарищ майор! — появился на тропинке худенький, похожий на девчушку боец. — Вас к телефону!

— Потерпят, — не спеша поднялся Шелуденко.

— Но…

— Потерпят, я сказал.

— Командование примешь от старшины Дзюбача. Не из кадровых, но в Гражданскую воевал, а значит, обстрелянный. Сейчас это на вес золота. Немецкий и румынский неплохо знает, — объяснял он уже на ходу, раскорячливо вышагивая впереди Громова. — А ты, лейтенант?

— Немецкий. Основательно. О румынском как-то не позаботился.

Они вернулись к доту. Майор переговорил с кем-то по телефону и вновь вышел.

— Тоже неплохо. Да, там у тебя есть хороший партиец, младший сержант Ивановский, парторг дота. Сорок пять лет от роду, в военном деле не спец, из колхозников, но мужик твердый, надежный, словом владеет. Так что опирайся на него, такой не подведет. Ну и на сержанта Крамарчука, конечно. Этот, правда, слегка норовистый, — вопросительно взглянул на Громова, пытаясь понять, как он относится к «норовистым».

— Ничего, приучу его проявлять свой норов только в бою.